— Только что. Завтракает, — коротко ответил Сетус.
— Ладно, пусть часок-другой отдохнет. Позовешь его ко мне сразу после обеда.
— Слушаю, шеф. — Сетус склонил голову, отворил дверь и пригласил Менкара выйти.
Менкар, по-военному коротко боднув головой, вышел из кабинета адмирала. Краем глаза он успел поймать его внимательный взгляд, в котором светились все те же озорные морщинки. «А кажется, я ему приглянулся, — подумал он не без удовольствия, следуя за матросом на галерею. — Во всяком случае, произвел впечатление. Да и он на меня тоже. Как он меня поддел…» Он невольно усмехнулся. Не прост адмирал, ох не прост… Да и грех на его месте простым-то быть. Долго не просидишь.
Когда они прошли десяток шагов, Менкар вдруг вспомнил.
— Значит, Волантис уже проснулся? — спросил он проводника безразличным тоном.
Сетус хмыкнул и ничего не ответил. «И этот тоже не прост, — подумал Менкар с неудовольствием. — Все они тут шибко умные», — решил он и дал себе слово впредь вести себя посдержаннее.
Сетус, однако, в дальнейшем повел себя с вышколенностью хорошего слуги.
— Прошу вас сюда, сударь. — Он открыл дверь в маленькую, примерно ярда три на четыре, комнату.
Менкар вошел и остановился, оглядываясь, — по таласским понятиям если не роскошно, то вполне достойно. Рядом с входной дверью, у окна, выходящего на галерею, — стол и стул, у противоположной стены — диван; над диваном рисунок цветной тушью в резной костяной рамке. Вдоль одной из стен — шкафы. В ближнем за стеклянной дверцей виднелась какая-то посуда.
Сетус тем временем распахнул ставни, в комнате стало светлее.
— Обед через час, сударь, после второго удара гонга. Это ваш единственный костюм?
В доме, где проживали офицеры князя Сабика, у Менкара еще остался офицерский мундир, но выглядел он куда хуже, чем матросские штаны. Однако объяснять это Сетусу не стоило, поэтому Менкар просто покачал головой.
— Думаю, я смогу достать для вас подходящую одежду. Вы предпочитаете брюки или килт? Брюки, я полагаю…
Менкар рассеянно кивнул, и Сетус вышел.
Менкар прошелся по комнате, открыл шкаф с тонкими дверцами из слоенки. Шкаф предназначался для одежды и был пуст, если не считать лежащих на верхней полке гамака и одеяла — совершенно таких же, как те, с которыми Менкар провел сегодняшнюю ночь. В застекленном шкафу стоял большой кувшин с водой, бутыль вина, коробка с печеньем, плотно закрытые баночки с травяными чаями, специями, чайник из огнеупорного стекла, стеклянные чашки и тарелки. Тут же стояла спиртовка с ажурной подставкой под чайник.
Менкар отошел к столу. Совершенно простой стол — панель на четырех ножках. Письменный прибор, масляная лампа, крохотная пузатая стеклянная вазочка с букетиком огуречной травы. Картонная коробка с писчей бумагой.
— Они что, думают, что я роман писать собираюсь? — спросил себя Менкар вслух.
Он отошел от стола, решительно достал из шкафа спиртовку, зажег, налил в чайник воды и, пока она закипала, приготовил все, что положено.
— А то неудобно как-то получилось, — бормотал он, раскладывая бритвенные принадлежности. — Небритым и к адмиралу. Совсем распустился. Как-никак, а теперь я на государственной службе. Должен соответствовать, — сказал он сам себе, проверяя остроту бритвы.
— Разрази тебя сорок молний! — орал Менкар, глядя на то, как Аподис сидит в седле. — Тебя учишь… Ты понимаешь то, что тебе говорят? Тюха! Да ты же в седле, а не верхом на… — Он осекся, потому что у него чуть не вырвались слова «верхом на корове», а вот этого как раз говорить было нельзя, так как Аподис и сидел на корове.
Редкие прохожие, идущие по дороге, пролегающей по дамбе между поселками Аквила и Муска, могли видеть занятную картину. На зеленой траве польдера бегала коровенка, на корове было кое-как закреплено седло, а в седле неловко мотался парень, весь вид которого выражал страдание. Корове, впрочем, было не легче. Отвлеченная от исконного занятия — пережевывания сочной травки, она вовсе не была обрадована появлением на своей спине сначала неудобной конструкции, пребольно стягивающей полное брюхо, а потом и взгромоздившегося в нее седока. Время от времени бедное животное неумело взбрыкивало задом, стараясь избавиться от утомительной тяжести, и иногда это ему удавалось. А судя по изрядно перепачканному костюму парня и распространяемому им благоуханию, неездовому по рождению животному удавалось и вывалять при этом новоявленного наездника в навозе. Тот, однако, несмотря ни на что, своего занятия упорно не оставлял, хотя и занимался им без явной охоты.
А что было делать, если в Таласе о верховой езде знали только понаслышке? Да и с гужевыми животными в Таласе было туговато.