Приют изгоев

— Уходите, — попросил Абраксас. — У меня еще есть время, но вы лучше уходите.

Аойда чуть поклонилась и вышла, тихонько притворив за собой дверь; идти к себе она не решилась, по-прежнему опасаясь Пройта. «О Небеса, что за времена! — вздохнув, подумала она. — В родном отцовском доме — и не найти угла, где можно голову преклонить…» Она уже решила было пойти в материнские покои, но вспомнила безжизненный взгляд отца и передумала; просто вышла в кабинет и как смогла устроилась в кресле, подобрав под себя ноги и укрывшись шерстяным плащом.

Она не знала, что, увидев ее утром, Абраксас очень удивился, хотел было разбудить, потом призадумался, улыбаясь, и в конце концов решил не беспокоить. Он даже спустился в главный зал, чтобы ненароком не нарушить сон Аойды, и послал за ней только тогда, когда золотая карета стояла во дворе замка, запряженная шестеркой рыжих коней.

Аойда проснулась не сразу, недоуменно оглядывалась несколько минут, не понимая, куда это ее занесло, потом вспомнила и вскочила, краснея и задыхаясь.

Мать, пришедшая за ней, укоризненно покачивала головой: разве дело спать в кресле?

— Твои вещи уже собраны, — со строгостью сказала княгиня. — Его величество ожидает тебя у кареты, а ты спишь тут… Ну-ка живо умываться!

Пока Аойда спешно приводила себя в порядок, Абраксас прогуливался по двору и не проявлял видимых признаков нетерпения; Линкей, тоже собранный в дорогу, ходил по его пятам и, робея, восторженно ловил каждую возможность поговорить со своим новым кумиром. Абраксас был к нему снисходительно внимателен и забавлялся зачарованной влюбленностью мальчика.

Отказавшись от завтрака, Аойда спустилась по лестнице, но перед тем, как выйти во двор, на какое-то мгновение остановилась, три раза глубоко вздохнула, будто собираясь войти в обжигающе-холодную воду, и наконец вышла под золотящиеся лучи утреннего солнца.

Увидев ее, Абраксас сделал навстречу несколько шагов и протянул руку. Аойда подала ему холодную ладонь, и он, чуть пожав тонкие пальцы жены, сказал, улыбаясь:

— Вы сегодня выглядите еще более прекрасной, чем вчера, моя дорогая…

Аойду опять покоробило это небрежно-покровительственное «моя дорогая», но она только слегка поклонилась и направилась к карете.

— Линкей, — негромко подозвал мальчика Абраксас и чуть повел бровью. Мальчик вспыхнул от радости и сел в карету рядом с сестрой. Этого Аойда вынести не могла, она велела брату на несколько минут выйти и смиренно попросила Абраксаса поговорить с ней. Смирение ее длилось только пока Абраксас садился к ней в карету, потом же она тихо, чтобы не расслышали ни слуги, ни истуканы в серебристых плащах, спросила:

— Могу я узнать, что это значит? Почему вы забираете с собой Линкея?

— Ради вас, — просто ответил Абраксас. — Вот сейчас мы уедем, и тогда ваши близкие выйдут из-под моей власти. И, кажется мне, вы не захотите оставаться рядом со мной.

— Боги, да куда я денусь! — с тоской вздохнула Аойда.

— Мне нужен заложник, — твердо сказал Абраксас.

— И что же, вы намерены лишить моих родителей единственного сына только ради того, чтобы удержать меня около себя? Неужели вам недостаточно моего слова?

— Я не верю клятвам, — сказал Абраксас. — Слышал я ваши мунитайские клятвы — сначала поклянутся всем святым на этом свете, а потом ищут лазейку, как бы клятву обойти.

— И что же, Линкей теперь навечно должен быть прикован к вам? — гневно спросила Аойда.

— Зачем же навечно? — усмехнулся Абраксас. — Если хотите, и я сам дам вам клятву, что ваш брат скоро вернется к родителям.

— Вы не верите моим клятвам, почему я должна верить вашим?

— А вы и не верьте, — легко ответил Абраксас. Он выглянул из кареты и окликнул Линкея.

— Линкей, оставайся дома! — строго сказала Аойда.

— Дорогая, не будем ссориться, — насмешливо сказал Абраксас. — Эта прогулка пойдет мальчику только на пользу, и когда он недели через две вернется домой, у него будет о чем вспомнить.

…И так они ехали и ехали, останавливаясь на ночлег в чужих дворцах и замках, бесцеремонно пользуясь чужими вещами, распоряжаясь чужими слугами, если они попадались в чужих замках. Ар-и-Диф приближался. В иные дни Аойда вдруг ощущала, что он рядом. Абраксас — и такой, каким он был днем, и такой, каким бывал ночью, — вдруг становился неоправданно нервным, тревожно вглядывался в южный горизонт: сила, которая влекла его в этот дальний путь, все больше и больше казалась ему угрожающей…

И где-то рядом, неведомый Абраксасу, но ведомый,ей, неотступно находился Пройт…

Ар-и-Диф лежал перед ними под лучами солнца, как зеркало, в котором отражалось затянутое тучами ночное небо. Пустыня начиналась в каких-то ста ярдах впереди, а между ней и людьми протянулась желто-серая пятнисто-полосатая цепь пылевидного песка. Было что-то странное и неестественное в том, что пески не расползались дальше, а так веками и лежали на одном месте, и пятна, и полосы эти оставались неизменными на протяжении не то что месяцев или лет, а целых столетий.

— Вот и прибыли, — тихо сказал Абраксас, глядя вперед. Аойда вышла из кареты и встала рядом.