Нахмурившись, я непонимающе посмотрел на воина, который, вместо того чтобы прямо рассказать, что он задумал, только то и делает, что говорит намеками.
— Это ты о чем?
— Госпожа привыкла, что о мужчинах надо заботиться. Так дайте ей эту возможность. Вы же сейчас, довольно серьезно ранены. Лекарь вам прописал, на ближайшее время, постельный режим и запретил самостоятельно передвигаться, а так же ехать верхом. Все эти дни, пока вы были без сознания, девушка отлично со всем справлялась, и с командованием нашим отрядом, и с заботой о вас, и с присмотром за остальных членах группы. Только Ману помогал ей ухаживать за вами, больше она никого к вам не подпускала. Разве что лекаря для осмотра. Она делал все сама, и кормила вас, и обтирала ваше тело несколько раз в день, и меняла повязки. Возможно, вам непривычна и неприятно такая забота, но именно благодаря ей, сейчас, у вас есть возможность сблизиться с госпожой Никой. Узнайте ее сами и дайте узнать себя. Позвольте себе немного отдохнуть. Не командуйте этот период девушкой, максимум давайте советы, как старший по званию, к такому послушанию она привычна, и не контролируйте каждый ее шаг. Доверьтесь ей. Обещаю, вы удивитесь увиденному. И не беспокойтесь, я всегда буду рядом с ней и, если она допустит ошибку, подскажу, как стоит поступить в той или иной ситуации. Госпожа никогда не отмахивается от советов которые ей дают, всегда внимательно прислушиваясь к словам собеседника.
Последнее прозвучало как упрек или мне показалось? Я скептически посмотрел в глаза Аджида. Отдать, пусть и временно, командование нашей группой женщине? Неужели он предлагает это серьезно? Но воин уверенно смотрел на меня не отводя взгляд в сторону. Ну что же, в его словах есть некоторый резон. Хуже, все равно уже не будет. Во всяком случае, я на это надеюсь.
Не успел я обдумать предложение приставленного к моей строптивой наложнице охранника, как, откинув полог, вовнутрь шатра, ворча себе под нос, зашел лекарь, а следом за ним влетела Ника. Окинув меня взглядом, она с беспокойством посмотрела на мою руку прикрывающую пятно крови расползающееся по моей одежде. Если еще мгновение назад, я собирался грубо прервать лекаря с его возмущениями, потребовав, молча, зашить рану еще раз и идти заниматься своими делами дальше, то сейчас, слегка прикрыв глаза, слабо застонал, внимательно следя за реакцией молодой женщины. И она не заставила себя ждать. Побледнев, девушка бросилась к ложу на котором я лежал и, отведя мою руку в сторону, быстрым, уверенным движением стала разматывать на мне саронг* (широкая полоса ткани, обернутая вокруг пояса у мужчин или середины груди у женщин и прикрывающая тело до щиколоток). Судя по скорости и ловкости с которой меня раздевали, делала это моя строптивая наложница не первый раз.
— Что произошло?
Вопрос Ника задала своему охраннику.
— Вы же знаете господина. Он захотел самостоятельно дойти до ложа, вот рана и открылось.
— Вся работа насмарку. Если опять воспаление начнется, то можно начинать готовить погребальный костер. Ослабленный организм господина, в случае ухудшения его состояния, просто уже не справиться с ситуацией. Как бы он не был крепок, но у всего есть предел. Господин Надкари достиг его, исчерпав все свои ресурсы. Вы же мне обещали, что присмотрите за ним.
Услышав упрек, девушка, виновато опустила голову, взяв меня за руку.
— Я больше его не оставлю и прослежу, чтобы ничего такого, в будущем, не повторилось.
— А будущего, госпожа, может и не быть. Слишком много хозяин потерял крови, поэтому еще не известно, чем сегодняшнее происшествие для него закончится.
Ворча и запугивая молодую женщину последствиями моих неосторожных действий, лекарь принялся накладывать новые швы на мое бедро. Мне больших усилий стоило ни единым движением не выдать того, что я не в бессознательном состоянии. Не хотелось бы напугать или насторожить Нику. Да и обиженная на мою последнюю попытку выставить ее из моего шатра, наложница, несмотря на ее обещание лекарю, могла сделать то, чего не позволила бы себе ни одна другая из моих женщин. А именно, встать и, без моего на то позволения, уйти к себе. А ведь я ей за это самоуправство, как бы это необычно не прозвучало, ничего не сделаю. Другую бы наказал, лишив своего внимания и подарков, а то и удалив от себя или, вообще, продав, а ей ничего не сделаю и даже не упрекну.
Успокоительно поглаживая мою левую руку своими нежными пальчиками, девушка не отрывала взгляд от занятого работой старика.
— Вы же не дадите ему умереть?