Приятель

Текли дни, складываясь в недели, недели складывались в месяцы. Я уже недоумевал, чем может быть так занята лаборатория «ИДЕКС», как вдруг однажды Пэм позвонила ее секретарша из клиники. Девушка даже не представляла себе, сколько ожиданий было связано у Пэм с этим звонком, сколько надежд и опасений. Она просто сообщила: «Вы приобрели петуха». Вот и все. Бразильцы в своих птицах разбираются.

Когда Пэм перезвонила мне на работу, то я едва сумел разобрать слово «петух», заглушаемое судорожными всхлипами.

– Пришли результаты анализа? – уточнил я, желая знать наверняка.

– Да, – ответила она, уже с некоторым раздражением. – Цыпа оказался петухом.

Так, только не улыбаться, не смеяться, не шутить по этому поводу. Не завопить от радости. Не запеть. Не зарыдать от счастья.

Я спокойно сказал ей, что все придет в норму, все будет хорошо. В тот вечер Пэм усадила девочек за стол на кухне и сообщила им полученную новость. Цыпа появился на этот свет благодаря Абигейл, это ведь ее посетила мысль посвятить ему свою научную работу, и она наблюдала за Цыпой гораздо пристальнее, чем все остальные. Она рисовала Цыпу на уроках в школе, она научилась ворковать, как Цыпа, ходить, переваливаясь, как Цыпа; она отлавливала Цыпу, когда та забивалась под стул или стол, не желая выходить из дома. И в тот вечер она расплакалась первой, приглашая маму и сестру присоединиться к ней. Вот такую сцену я застал, когда приехал к ним домой после работы.

– Ребята, я очень вам сочувствую, – сказал я, стараясь сыграть как можно лучше. – Но вы должны знать, что Цыпа будет очень счастливо жить много-много лет в окружении своих подруг-курочек.

– В анализе могла быть ошибка! – твердила сквозь слезы Абигейл, и в голосе ее злость смешивалась с печалью. – Так часто случается. Они сделали анализ неправильно.

* * *

Какое-то время цыпленок еще ходил повсюду, но уже для всех как бы умер, хотя сам об этом не подозревал. Нет, его окружили еще большей заботой, чем раньше, прямо-таки королевскими почестями, хотя ни я, ни Цыпа не представляли себе, что такое возможно.

Дети то и дело звали его в дом, помещали в центр на диване, а сами садились по бокам, когда смотрели телевизор, гладили перышки, пока петух ворковал на полу; а когда ели на кухне макароны с сыром, Цыпа рядом клевал кукурузное зерно из мисочки. «Ах, как мы тебя любим, Бу-Бу», – только и слышалось в доме с утра до вечера, причем часто девочки повторяли это хором. Я спокойно ждал, ничего не говорил, зная, что потихоньку (ну, может, медленнее, чем мне хотелось) дело идет к его неизбежному отъезду.

Однажды утром я проснулся в пригородном доме с первым проблеском зари. Девочки уехали на выходные к отцу. Из гаража в спальню долетал какой-то странный звук, нечто среднее между стоном и лаем, будто пришелец из глубин космоса рыдал о покинутой родной планете.

– Что за черт? – задал я вопрос, скорее, самому себе, но Пэм, уже проснувшаяся, ответила на него.

– У Цыпы прорезался голос. – Произнесла она это без особого сожаления, без печали, без злости, вообще без выражения. По сути, это говорил врач, а Пэм нередко вела себя как доктор Бендок.

Уже не осталось и следа от первоначальной душевной боли, которой сопровождалось оглашение результатов анализа. Длилось это состояние в лучшем случае несколько дней. Возобновившиеся было поиски нового дома для Цыпы сменились понемногу успокоением. Вскоре после получения результатов анализа Пэм засела у телефона. В отчаянии она даже обратилась к местному светилу, некой Терри Голсон, написавшей книжку «Тилли снесла яйцо». Эта Терри натаскивала своих кур, как собак. Она разработала хитроумную систему загончиков во дворе и установила там то, что сама назвала «кур-камерой»: приглашала всех желающих на свой сайт в Интернете и предлагала им своими глазами полюбоваться, как резвятся курочки в своем родном доме. Но ничего утешительного по делу Цыпы она не сообщила. Терри объяснила, что не может взять к себе петуха со стороны, да и вообще маловероятно, чтобы его взял кто-нибудь другой. Слишком силен риск распространения заболеваний, к тому же сексуально перевозбужденный новичок способен в корне изменить динамику сложившейся в курятнике атмосферы. Говорила она почти как профессор на университетской кафедре.

Терри оказалась права. На ферме Драмлин, в одном из оплотов Массачусетского отделения Национального общества им. Одюбона[34] (в десяти минутах езды от дома Пэм), сказали, что рисковать не собираются. То же самое ответили и в объединении ферм общины Кодмэн – замечательном заведении, расположенном поблизости. На одной из ферм кто-то зашел настолько далеко, что посоветовал отправить петуха в суп – этот человек, понятно, совершенно не знал Пэм.