Приговор приведен в исполнение

А сколько света во всей этой картине! Какие живые глаза у Нины Андреевны и какая легкая, нежная полуулыбка! И в глазах — радостное, по-детски искреннее восхищение той красотой, которая царит окрест… По всей вероятности, такие произведения рождаются в минуты истинного вдохновения.

Занимаясь делом Сосновского, подполковник прочел много статей об изобразительном искусстве и знал, что живописец вкладывает в каждую свою вещь и частицу сердца — радостного или печального, доброго или злого. Что бы он ни писал, в конечном счете он так или иначе отображает свою душу, свое настроение, свой характер.

Ковалю вспомнились сломанные, пожелтевшие стебельки на поляне. Выходит, трава даже после дождей поднялась не вся. Это свидетельствовало о борьбе между жертвой и убийцей или о том, что труп волокли по траве. А молоток под трупом? Сама она упала на него или его потом подложили?

А не волокли ли труп к яблоньке, чтобы придать ему именно то положение, как на картине?! Но зачем же, черт возьми? Кому это понадобилось? И для чего?

— Кто вы? — послышалось теперь уже прямо за спиной Коваля.

Подполковник был настолько поглощен своими мыслями, что не слышал, как в комнату вошел хозяин дачи.

— Ах, это вы, товарищ Коваль…

Подполковник скользнул по управляющему отсутствующим взглядом, будто посмотрел сквозь него, как сквозь пустоту…

— Заходите, пожалуйста, — растерянно произнес Петров, хотя Коваль уже и так вошел. — Я вот впервые сегодня вырвался сюда, порядок навести… Раньше не мог… Работа… Спасибо, что навестили… Я не слабонервный, а все-таки жутковато одному.

Подполковник отошел от картины и огляделся. Сейчас, когда солнце из освобожденного от штор окна ворвалось в комнату, запустение в доме стало еще заметнее. Мебель была в пыли, на полу лежало опрокинутое плетеное кресло, на спинке дивана стоял мутный немытый стакан.

Словно поняв, какое впечатление произвела на Коваля комната, Петров сказал:

— Без хозяйки дом — сирота… — И вдруг спохватился, засуетился: — Сейчас, сейчас что-нибудь сообразим. Такой гость… и так неожиданно…

— Ничего не надо, — сказал Коваль.

— Понимаю, понимаю, — закивал Петров. — При исполнении служебных обязанностей, конечно, не полагается… Но теперь-то дело закончено, так помянем же бедную Ниночку…

Ковалю было странно видеть, как суетился этот видный, солидный мужчина.

— Я не пью, — сказал подполковник. — Спасибо, не беспокойтесь.

Петров остановился и с сожалением развел руками.

— Позвольте… — Коваль приоткрыл дверь в соседнюю комнату. Здесь так же, как в гостиной, на всем лежал толстый слой пыли. На диван-кровати была разостлана постель, и в изголовье лежали рядом две подушки. На журнальном столике стояла пустая бутылка из-под коньяка, две рюмки и тарелка с засохшими кружочками колбасы.

В большой пепельнице — гора окурков, некоторые из них — со следами губной помады. Нина Андреевна не курила, да и вообще чувствовалось, что какая-то другая женщина была здесь недавно. Бутылка и рюмки не были покрыты пылью, на наскоро вытертом столике по краям осталась пыль, а посередине он поблескивал лаком. Выходит, Петров солгал, что после убийства появился здесь впервые.

— Душно у вас, жарко, — сказал подполковник и направился к выходу. — Нельзя ли стаканчик воды?

— Сделайте одолженье! Хоть чем-то услужу хорошему человеку! — и Петров побежал на кухню.

Убедившись, что он вышел, Коваль остановился около висевшего на бычьем роге шелкового халата. Еще раньше, осматривая комнату, он заметил этот халат и тоненькую черную полоску в нижней части правого рукава. Подполковник осторожно взял рукав двумя пальцами и присмотрелся. Черная полоска оказалась обыкновенной сажей…

Выпив воды и поблагодарив Петрова, Коваль вместе с ним вышел на веранду. Здесь подполковник сдул пыль с плетеного ивового стула и опустился на него.

Петров сел рядом.

Несколько секунд оба молчали.

Нарушил неловкую паузу Коваль.

— Услышал какой-то стук в вашем доме. Не думал, что вы сейчас можете оказаться здесь. Решил посмотреть — вдруг воры.

— Спасибо, — ответил управляющий. — Я ведь тут не бываю. А когда в доме не живут, всякое может случиться.

Снова помолчали. И опять первым нарушил тишину Коваль.

— Не кажется ли вам, — неожиданно спросил он, глядя на Петрова в упор, — что в истории убийства вашей супруги немало еще белых пятен?

— Не понимаю вас, — медленно проговорил Петров. — По-моему, все ясно. И вам, и прокуратуре, и суду. Я был на процессе и слышал все убедительные уточнения.

— А знаете, — доверительно произнес Коваль, — именно сейчас становится мне кое-что непонятно.

— Что именно?

— Пока еще трудно сказать…

— Простите, но странно слышать это от человека, который вел расследование.

Коваль увидел, как сжались губы у Петрова.

— Да, конечно, странно, — согласился подполковник, — а все же это именно так…

— Могу лишь выразить вам сочувствие.

— Гм, — Коваль невесело усмехнулся. — Мне или нам с вами?

Петров пожал плечами, мол, а мне-то какое дело до этого?

— Скажите, пожалуйста, кто, кроме вас, Нины Андреевны и, конечно, Сосновского, знал эту картину? — спросил Коваль.

Управляющий не сразу нашелся.