Приговор. Об экспертизе душевнобольных и преступников

Первая задача врача-психиатра на суде состоит в том, чтобы убедиться, существует ли (или существовало) душевное расстройство или нет. Очевидно, что приемы и способы исследования для определения душевной болезни остаются совершенно одинаковыми независимо от того, ставится ли этот вопрос как чисто медицинский или как судебно-медицинский. Но этим одним еще не исчерпывается задача врача-эксперта. Выше было уже указано, что не всякое душевное расстройство должно освобождать от уголовной ответственности. Если эксперт определит существование неврастении, истерии или слабоумия, то для суда это будут ничего не выражающие названия, которые для него ни к чему не нужны. Для суда важно не то, как называется то или иное болезненное состояние, если оно существует, для него единственно важно знать, исключает ли данное состояние способность понимания и руководства своими поступками или нет. Поэтому эксперт не может ограничиться только доказательством существования душевного расстройства, он должен определить, во многих, по крайней мере, случаях, еще и степень его, должен указать, исключает ли данное состояние способность ко вменению или нет. Следовательно, в задачу эксперта неизбежно входит и определение способности ко вменению. Это положение расходится с широко распространенным воззрением, будто бы вопрос о способности ко вменению есть вопрос чисто юридический и, как таковой, не должен предлагаться на разрешение врачей-экспертов; если же он все-таки ставится, то врач имеет полное право уклониться от ответа. Я, со своей стороны, всецело примыкаю к тому взгляду, что врач не должен и не может входить в обсуждение юридических вопросов: его сфера деятельности вполне определенна и отграничена от деятельности судьи. Тем не менее определение способности ко вменению я считаю актом, принадлежащим всецело к области ведения медицины, а не юриспруденции. Правда, способность ко вменению – термин юридический, а не медицинский, но ведь и безумие и сумасшествие суть также юридические термины, и однако врачи не уклоняются от обсуждения тех состояний, которые юристы называют этими терминами. Если же мы обратимся к содержанию этого юридического термина – способности ко вменению, то убедимся, что за юридическою оболочкою скрывается психологическое понятие об известном душевном состоянии, обсуждение которого доступно только врачу, а не судье. Считая, что способность ко вменению есть вопрос чисто юридический, обыкновенно смешивают способность ко вменению с самим вменением, между тем эти понятия совершенно различные.

Если же способность ко вменению означает не что иное, как известное душевное состояние обвиняемого во время совершения преступления, то обсуждение и анализ этого состояния – при возникновении сомнения в его нормальности – может принадлежать исключительно врачу-эксперту. По 36-й ст. проекта нового Улож. о нак. необходимыми условиями способности ко вменению являются, как мы видели, 1) понимание свойства и значения совершаемого и 2) способность руководить своими поступками. Определение этих двух условий и будет заключать определение способности ко вменению. Таким образом, определить способность ко вменению значит не что иное, как произвести психологический анализ данного душевного состояния, анализ, имеющий своей конечной целью разрешение вопроса, какое влияние оказывают имеющиеся налицо болезненные моменты на интеллектуальную и волевую сферу деятельности, можно ли допустить, что существующее душевное расстройство уничтожает способность понимания и руководства своими поступками, или же эти условия способности ко вменению остались ненарушенными, несмотря на присутствие болезни. Это вопросы не юридические, а медицинские; и заключение врачей по этим вопросам не только желательно, но и необходимо. Устав австрийского уг. судопр. вменяет это даже в обязанность судебному врачу; в § 134 говорится: