Приглашение в ад

Ян, естественно, и предположить не мог, как неожиданно и странно отзовется в его судьбе происшествие

с непредвиденным вызволением Коблица из темноты загробного мира.

Уинстон был раздражен до предела. Весь малоприятный путь от Москвы до Тегерана и от Тегерана до

4 Каира он сидел, с трудом втиснувшись в авиационное кресло, воинственно выставив вперед подбородок,

что было сигналом для многочисленных советников не попадаться под горячую руку. Самые осведомленные

знали, что означает поза премьер-министра. Несмотря на “домашнюю” встречу со Сталиным, значительно

ослабившую напряженность их отношений, Черчилль в душе продолжал бушевать. Сталин пригласил “на

огонек”. “Огонек” затянулся практически до утра. Два руководителя двух великих народов открывали друг

друга не только как политики, но и как люди. Разговор, конечно, касался и государственных аспектов. Однако

Сталин был радушным хозяином и не выказывал упорства, несгибаемости, свойственных ему на переговорах

официальных.

Черчилль не любил, когда его слишком хорошо понимали. Вернее, когда с ним соглашались

единомышленники, оп радовался. Однако терпеть не мог, когда его просматривали насквозь.

Сейчас, сидя в самолете, под монотонный гул оставляющим внизу желто-зеленые, серовато-бурые

возвышенности и равнины Малой Азии, Уинстон с молчаливой яростью вспоминал эпизод за столом.

Он потратил столько душевной энергии, столько дипломатической изворотливости, столько личного

обаяния, вновь и вновь объясняя Сталину невозможность открыть второй фронт в 1942 году нехваткой

десантных судов, что казалось, вполне убедил последнего. Сталин успокоился и, похоже, принял аргументы

Черчилля. Высадка союзников в Северной Африке компенсирует отсутствие вторжения непосредственно в

Европу.

Прошло уже добрых пятнадцать минут, как собеседники сменили тему. Уинстон успел рассказать

любимую притчу о двух лягушках. Тем более что притча тоже, как говорится, работала на тему. Две лягушки

прыгали по улице. Владелец лавки забыл на ночь спустить жалюзи. У окна стоял бидон со сметаной. Лягушкам

захотелось полакомиться. Они прыгнули в бидон. Сметаны хлебнули, по выбраться не смогли. Первая лягушка,

смирившись с неизбежностью, сложила ланки и пошла ко дну. Вторая продолжала барахтаться. И через

несколько часов ее усилия были вознаграждены: образовался комочек масла, на который она взобралась и

спаслась…

Притча Сталину понравилась. Уинстон был доволен. Но через некоторое время Сталин, как бы невзначай

и вроде не к месту, сказал:

— Я только не совсем понимаю… Если не хватает десантных средств для высадки в Европе, как же наши

уважаемые союзники станут высаживаться в Африке?..

У Черчилля засосало под ложечкой. Лицо побагровело. Сталин вернулся на свое место и, казалось,

позабыл о заданном вопросе. Он вежливо осведомился, какое впечатление на премьера производят советские

солдаты…

Для успокоения русских, для поднятия собственного престижа Уинстону сейчас нужна была победа.

Победа в Африке, поскольку это был единственный серьезный фронт, где англичане воевали.

Между тем, военная ситуация в этом районе действия оставалась угрожающей. Войска Роммеля прижали

англичан к Эль-Аламейну. Всего один стокилометровый рывок отделял лисицу пустыни от Каира и

Александрии. И, значит, от полного падения Египта.

По пути из Лондона в Москву Черчилль решительно поменял британское военное командование.

Конечно, прекрасно, что генерал Уэйвелл пишет стихи, а генерал Окинлек может часами рассуждать о

преимуществах британского солдата перед остальными. Но лучше бы они докладывали о победах над

Роммелем.

Теперь во главе ближневосточного командования Черчилль утвердил генерала Александера, а 8-ю

английскую армию, противостоящую Роммелю, доверил генералу Бернарду Монтгомери.

Массивный, медлительный Монтгомери встретил Черчилля на военном аэродроме и тотчас увез на берег

моря Он знал, что больше всего на свете премьер любит купаться. Еще в период первой мировой войны

Черчилль совершил поездку на поезде по единственной ветке в район пустыни. Во время остановки потребовал,

чтобы ему доставили горячей воды из паровоза. Прямо возле вагона устроил баню. Когда поглазеть на диво

сбежались арабы, Черчилль воскликнул:

— Они что — никогда голого человека не видели?!

Генерал предоставил в распоряжение Черчилля свои автофургон, стоявший на самом берегу. Монтгомери,

или, как звали его между собой солдаты и офицеры, Монти, готов был катать премьер-министра верхом на льве,

лишь бы тот не вмешивался в дела военные. Монти был упрям, своенравен, заносчив. И в то же время весьма

осторожен. Больше всего не любил делить лавры. Когда ему впервые доложили о дарах бронзовой богини, он