Приглашение в ад

— Появятся… — Вадим не стал вдаваться в подробности. Во вчерашнем разговоре Кит намекнул, что непрочь поделиться овечьими и коровьими стадами. «Очень уж хлопотное дело. Не любят пастушить мои ребята. Да и охранять приходится чуть ли не с бэтээрами…» Проблему свищей они обсуждали особо, не придя, впрочем, ни к какому определенному мнению. Таким образом часть хлопотных дел отныне перепадала городу, и, прикинув фронт предстоящих работ, Поль немедленно скуксился. Он тоже не хотел пастушить и все же под натиском аргументов в конце концов сдался. Взамен он получал то, о чем просил, — участие в штурме Бункера. Собственно говоря, подготовка к последнему шла уже на протяжении полутора недель. Артур, вызволенный из болота, был представлен Киту и Лили. Двухголовый вояка при этом взглянул на недавнего своего противника с нескрываемым интересом. Вадиму показалось, что во всех четырех его жутковатых глазах проблеснуло даже некое уважение. И самое странное, что из дворца Кита эти двое вышли уже не врагами, а союзниками. История повторялась, и в качестве военспеца Артур должен был теперь ознакомить Лили с возможным планом операции, на месте показав подступы к железнодорожному полотну, попутно поведав о всех известных ему секретах подземного укрепления.

— Вот так, мой юный друг! «И все заверте…», как говаривал мой любимый писатель Аверченко. Вы довольны? — Кит маленькой ложечкой доставал из блюдца вишневые ягоды и, предварительно полюбовавшись на каждую, клал в рот.

— А вы?

— Я всегда доволен. Вишня с ревенем, гимнастика фараонов и бездна дел излечивают от ипохондрии надежнее любого средства.

— Что еще за гимнастика фараонов?

— О, это особая система! Система Гермеса, как ее когда-то называли. Я, конечно, понимаю, эффектных методик — великое множество, но судите сами, всего двадцать с небольшим столетий понадобилось нам, чтобы подвести планету к роковой черте. И что увидит какой-нибудь альфа-центавровец, которому суждено будет прилететь сюда лет этак через пятьсот-шестьсот? — Кит усмехнулся. — Он найдет руины на месте городов, болота на месте бывших пашен. И только египетские пирамиды — величественные и неповторимые — встретят его как ни в чем не бывало. Разве что чуточку прибавится морщин на их лике, но не более того. Египтяне понимали толк в вечности. Потому и просуществали столь долго. А посему — гимнастика Гермеса! — Кит красноречиво развел руками. — Говорят, фараоны жили столько, сколько хотели, сколько требовалось для пользы царствования. И я, честно сказать, этому верю.

— Верите в вечность?

— В историю, Вадим. В нашу историю. В то, что было когда-то, потому что было в общем-то все. Вы меня понимаете? Уже давным-давно человечество исчерпало себя, замазывая старое и пытаясь рисовать новое, но повторяя в сущности контуры прошлого. Своеобразная трагедия поколений. Наличие лишнего опыта…

Вадим с любопытством взирал на Кита. В сущности излагал этот лесной царек вещи самые прописные, но особенность таилась в том — КАК он это делал. Анекдоты тоже способен рассказывать не каждый. Голос Кита обволакивал, лицо светилось магическим светом всезнающего философа. Глядя на собеседника, он смотрел не мимо, а в глубь, практически не моргая, не испытывая, а главное — не выдавая ни малейшего сомнения в произносимом. Возможно, это был своеобразный гипноз, но так или иначе спокойной убежденности Кита мог бы позавидовать любой крупный политик. Во всяком случае Вадиму стало понятным сегодняшнее положение Кита. Для того, чтобы очаровать разбойный люд, тоже нужен своеобразный шарм, и этот шарм у Кита безусловно присутствовал.

— Вот так мы и живем-поживаем. Отцы поучают детей, а детям неожиданно оказывается нечего делать! Потому как научены! А ведь в ошибках и неудачах кроется свой великий смысл. Кто не был глуп, тот не был молод, и снова получаем ту самую палку о двух концах. Храня традиции и изучая историческое наследие, мы приобщаемся к культуре человечества, но одновременно лишаем себя невинности, лишаемся возможности совершать столь нужные нам ошибки. Вы улавливаете ход моих рассуждений?

— Признаться, не без труда.

— Разумеется. Не то время и не то место. Для того, чтобы философствовать, необходимо приобщиться к покою, а покой в нынешние дни дорогого стоит. Нет, не жизни, я не о том. В мире ином вообще навряд ли философствуют. Я, Вадим, убежден, что там знают все и обо всем. Философствование же — занятие ищущих и занятие незнающих. А ТАМ знание — норма. Как говорится — die nacht ist tief und tiefer als der tag gedacht. Кстати, и фараонов тоже называли посвященными. На мой взгляд, это неспроста. Вероятно, в посвященности подразумевалось именно то знание, о котором мы с вами сейчас говорим.

— А может, эти ваши египтяне знались с инопланетными цивилизациями?