— Что? Снова не надо?! — гном на плече даже подпрыгнул. — О чем же надо? Песни мои вас не устраивают, философия тоже… А я ведь между прочим коснулся одной из самых сакраментальных тем — недооценки ближнего своего. Подчеркиваю, не просто ближнего, а самого ближнего. Никакой чужак не обидит вас так, как свой собственный — родственник или друг. Смаху и по самую рукоятку! Вот она ваша человеческая любовь! И стоило ради такого спускаться с пальм? Качались бы себе на лианах дальше, трескали бы бананы с финиками.
— Да, но кто бы в таком случае кормил тебя и поил? Да и сам ты, думаю, появился на свет не без помощи человека.
— Лучше один раз умереть, чем совсем не жить, — добавила Елена. Глаза ее встретились с глазами Вадима, и оба испытали непонятную неловкость.
Усаживая гнома на стол, Вадим гулко прокашлялся. Ничего не заметивший Фемистокл, очутившись на узорчатой скатерти, немедленно придвинул к себе банку со шпротами и, набив рот маслянистыми кусками, невнятно произнес:
— Если бы так рассуждало все человечество! Но ведь нет!.. Все по-прежнему измеряется количеством счастья — этой насквозь эфемерной субстанции, о которой никто ничего не знает. Что может быть более идиотским, чем вопрос: «счастливы ли вы?» Но его уважают задавать все встречные-поперечные. Люди просто свихнулись на этом понятии. Очередное заблуждение — привычка думать, что жизнь создана для счастья.
— Для чего же еще?
— А вы сами поразмыслите! По-моему, ответ очевиден. Пропорции счастья и несчастья практически всегда складывались одинаково. Таким образом, мир, господа, создан для мук и страданий — то бишь совершенно противоположного вашим наивным пожеланиям. А посему в силе остается сакраментальное предложение насчет пальм и бананов. Уверен, в качестве приматов вы были бы намного счастливее.
Артур метнул на Фемистокла странный взгляд. Елена же простодушно добавила:
— Жаль, не было в нашем детстве таких, как ты.
— Еще как жаль! — от души посочувствовал мутагом.
— Но у нас были плюшевые ослики и медведи, — возразил Вадим.
— Но ведь это всего-навсего игрушки — бездушные, холодные, неживые!
— Зато неворчливые.
— Но какие скучные!
— Нас не было, — считай, и вас сейчас нету, — фыркнул Фемистокл. Укоризненно взглянув на Вадима, добавил: — Кстати, заметь, никто из них — ни Артур, ни Лена не кличут меня Вовкой.
— Только Фемистоклом, — боязливо поддакнула Елена.
— Запугал ты их, вот и все объяснение.
— Как пошло и банально! — Фемистокл ехидно кивнул в сторону Вадима, подмигнул Елене искрящимся глазом. — Чувствуется, что с осликами в детстве играл! Плюшевыми…
Теперь они сидели за столом уже вдвоем.
Фемистокл, накрытый замшевой тряпицей, успел задремать, Елену, у которой очень скоро стали слипаться глаза, убедили лечь в постель. Черная муха с назойливым жужжанием билась в стекло. Ей, по всей видимости, тоже хотелось спать, но как и гномы, она не желала успокаиваться при свете. Впрочем, в эту ночь зудящий ее полет не особенно раздражал. Бывают минуты, когда мечтается о тишине — чистой, без примесей, но человек — нестабильное существо, иногда ему нужен и фон — ненавязчивый, легкий, не дающий зацикливаться на самом себе, позволяющий хоть немного рассеиваться вниманием.
Собственно, переговорили уже обо всем. С любопытством Вадим осмотрел крупнокалиберный пэтчер приятеля, Артур в свою очередь повертел в руках карабин, доставшийся Вадиму от Пана.
— Ни разу не приходилось пулять из такого, — он приложил приклад к плечу, заглянул глазом в прицел. — Черт возьми, до чего поганая штука! Никакого умения не надо, — наводи и гробь…
Оба закурили. Аромат сигар — тех самых, что некогда Вадим «одолжил» у Лили, наполнил комнатку. Вадим смотрел на приятеля и некоторых черточек не узнавал. Что-то стряслось с Артуром. Что-то очень серьезное. И первым симптомом происшедших перемен была реакция друга на измену жены. У Вадима сложилось впечатление, что и не было между ними никаких сцен. Скорее всего, Артур просто выслушал, понял и простил. Но поступить ТАК тот прежний, знакомый Вадиму Артур, конечно же, не мог. Это сделал Артур нынешний — тот самый, что оставил за спиной Бункер, банду и Синее Болото — легенду и пугало лесного края, которое и «перемололо его, не оставив камня на камне». Обо всем этом, не очень связно, перескакивая с первого на второе, бывший одноклассник и поведал Вадиму. Что-то похожее на сказку Егора Панчугина, но более страшное и хаотичное. Вадим тоже спрашивал невпопад, следуя течению мыслей и внутренних, самовольно всплывающих образов: бронепоезд, осунувшееся лицо Лебедя, черные, вскипающие на болоте пузыри…
— Словом, все там то же самое, Вадя. И с ума сходят похожим образом, и болеют так же. Только тех, кто заболевает, тут же пускают в расход. Профилактика. А тела в особую шахту сбрасывают. Холодрыга там такая, что никаких миазмов.
— А ты уверен, что у вашего Вия осталась еще ракета?
— По крайней мере три недели назад была в наличии. Сам видел.
— Одна? Не больше?