Придет вода

Н.: Понимаешь, в условиях этой страны это болезнь. И Димка, просто, по-моему, соприкоснулся с Джимом Моррисоном. И он врубился, что он — Джим Моррисон. Это правильно все. Все верно. А что касается Марины Тимашевой, то она же с других позиций все видит. У меня есть возможность сравнивать Янку… И я к ней не как к музыканту всегда относился. А потом, знаешь, на чем я себя ловлю? Она стала известной и знаменитой — ну, в определенных кругах… черт знает, почему так. Нет, зависти никакой, честно, не было. Что-то другое. Почему у нас с ней отношения испортились? Ревность. Я хотел, чтоб она была только моей. Я, в общем-то, и пленку эту вывез во Владивосток, я очень многое сделал для того…

А.: Какую пленку?

Н.: Вот когда я с ней встретился в Новосибирске… Ну, Янка. Ну, такая хорошая девчонка. А как-то всерьез не слушал. А были очень хорошие отношения у нас с Летовым, с Янкой… То есть они ездили, мы в Ленинграде встречались. В «НЧ/ВЧ» они были, там репетиция у нас, так называемая, была… А когда я послушал пленку ВЕЛИКИХ ОКТЯБРЕЙ, Деклассированным Элементам — послушал раз, послушал два, и мне захотелось еще больше слушать. То есть я такого еще не слышал. Настолько клево. А вот впоследствии, кстати, такое электричество… это ВЕЛИКИЕ ОКТЯБРИ ей сделали звук. А то, что она начала работать на другом звуке… Чушь. Так нельзя. Это не ее. Зачем?

А.: В смысле, Ангедония?

Н.: Да, на звуке ГРАЖДАНСКОЙ ОБОРОНЫ На летовском звуке. В принципе — я уж и «Тихому Параду» сказал — Летову было предъявлено серьезное обвинение. Если он меня поймет — а он поймет… В общем, он повинен в смерти Янки. Такой как раз звук определил ее смерть. Потому что звук ГО — это не просто звук, это человеконенавистничество… ГРАЖДАНСКАЯ ОБОРОНА — это государственная музыка. Летов разговаривает на языке государства, только другими методами. И вот он злой. Злой. Чувствуется, что его когда-то очень сильно рубанули. Когда-то он был таким парнем добрым, я чувствую. А вот эта злоба, это человеконенавистничество определило наши с ним отношения. Впоследствии.

А.: Один панк из Барнаула мне сказал, что Летов — не панк в силу того, что он добрый. А панк, натуральный такой, крезовый, немного шизанутый…

Н.: Начнем с того, что нет такой поваренной книги, где было бы написано, каким должен быть панк…

А.: Я о том, что Егор — добрый, в нем изначально заложена доброта, и в силу того он, значит, такой…

Н.: Егор — БЕЗОТВЕТСТВЕННЫЙ молодой человек! «Эй, Брат Любер» в итоге знаешь что родило? Гопота вся Летова слушает! Та гопота, которая избивает наших сестер и братьев! Насилует! Я не ангел, я через ненависть прошел, и насилие было, но я четко знаю, что никогда со мной этого теперь не будет. Я вообще считаю, что к любви только через ненависть можно прийти. Это естественный путь. И если твой панк из Барнаула считает, что Егор добрый, то почему бы Егору не делать хорошее, доброе? Хотя, может быть, у него будут другие альбомы. Но он будет жить. Янки уже нет. Вот люди, которые играют панк-рок, их можно увидеть: это всегда эпатажность. Это нарочитость, это наигрыш, это экстравагантность, в конце концов. В моем представлении.

А.: То бишь это не естественное состояние человека?

Н.: Конечно нет! Ничего общего с естественным панк-рок не имеет. В этом смысле Игги Поп для меня очень необходим и важен. А столько боли накачивать людям…

А.: Была такая статья у Липницкого, что мол, очень исключительная песня «Домой!». После мемориала в «Октябрьском», памяти Башлачева. Но столько плохого, столько боли, мол, нельзя же так, потому что если вспомнить того же Башлачева, то у него было столько светлого пушкинского юмора… Такая у него теория была, что это как-то уравновешивало…

Н.: Ну, Янки-то нету. Боль на конвейере. Это я в другом смысле говорю, не как Липницкий. Есть человек — нет человека. Столько смертей… Наташа Буяло, Леша — Смерть Комиссарам, теперь вот Янка… Жалко, хорошая она была.

А потом вот, потом я ее ненавидел.

А.: Когда?

Н.: Последний год у нас с ней не клеилось ничего. Она стала другой, она стала какой-то косноязычной. Я иногда даже думал: «Блин, 13 лет в движении, всяких повидал. А тут какая-то девонька, блин, мужичка!» То есть вот такое даже было. Правда, говорят, о мертвых либо хорошо, либо ничего. Но я не поддерживаю.

А.: Ну, сейчас-то мы о живой говорим пока…

Н.: А мертвых нет на самом деле. Нет мертвых… А знаешь еще почему, наверное, было спокойно? Все-таки есть в нас языческое начало. Когда умирал человек у язычников, они пели песни, радовались тому, что человек переходит в другой мир. Просто протусоваться в другой мир — ведь клево! То есть никогда не верили в эту самую смерть. Христианство принесло смерть. И вот Янка, она была язычницей все-таки…