О Янке писать не хочется — это сделают все остальные, только все равно «Ангедония» под гитарку, без поддержки электричества, на добрую тыщу человек — это маленький подвиг. Ник опять набрал команду (половина — урла, как обычно). Впечатление, что Ник любит контрастировать. Ну, представьте себе — Ник, рокер № 1 в этой стране, поет свою балладу о любви, а рядом скачет пьянющий Гатт, являя собой живую иллюстрацию к строкам Высоцкого «Забирай Триумфальную арку. Налетай на заводы Рено». Я верю, что Ник откажется от этого — как он отказывался от всех поз.
К. Уваров.
«КонтрКультУра», Москва, 2/90 г.
из статьи: НЕВЪЕБИЗМЫ
Еб твою мать! Гнедков! Где шляешься ты, вечный странник, с улыбкой, подобной лунному затмению, с хайром, способным закрыть полнеба и вызвать полночь? Только полыхание Янкиной гривы в силах засветить ее. Но где ныне розовокудрая?
А помнишь ли, Янка, себя при дворе помутненного Колесова? Помнишь ли Янка — купала Ты нас, и стали мы — братья в голосе Твоем. Ты — большая река, Янка. И вставала Ты со стула, и уходила по коридору сквозь палево, а потом приходила вновь, и была Ты всегда. И будешь. Ты, Янка — большая река.
Палево передавалось из уст в уста, как хороший анекдот с летальной развязкой. Народ улетал, и при посадке едва различал огни встречной полосы.
М. Володина.
«КонтрКультУра», Москва, 2/90 г.
из книги Юрия Морозова «ПОДЗЕМНЫЙ БЛЮЗ»
…Эпохальность и величие русского рока я осознал только в ресторане города Череповца после окончания акустического фестиваля, где сам я выступал в роли артиста и звукорежиссера записывающей бригады фирмы «Мелодия». Череповец был окован 30-градусным морозом, и все три дня в плохо отапливаемой гостинице я жил с внутренним холодом в груди. С таким же холодком наш с Михеевым дуэт прозвучал со сцены и довольно прохладно был принят в зале. Зато с необыкновенным энтузиазмом публика встречала анемичную подделку под АКВАРИУМ, группу АДО, пьяного еще до приезда в Череповец Майка, так и не сумевшего промычать в микрофон хотя бы один куплет, подвыпившую Янку, с грохотом скакавшую под неизбывную умцу-умцу по сцене и голосившую не своим голосом, чтобы затем вскоре повеситься. Кто-то выступал более музыкально и менее пьяно, но водочный перегар и шум бардаков, как знамя рок-н-ролла густо веял по морозным улицам черепноовцового города. После возвращения домой я простудился так, что из немощи выкарабкивался недельным голоданием. Но все эти пустяки смела волна народного энтузиазма в ресторане после окончания «фестиваля». Устроители его организовали грандиозный закусон на тысячу персон, да только водки на каждый стол пришлось лишь по бутылке. И после 3-минутной разминки этой безделицей свирепые рокеры стали требовать с официантов добавки, а те с наглыми рожами отвечали, что ни водки, ни вина во всем Череповце больше нет ни грамма. И все звезды и гордость русского рока, пьяные и трезвые, майки, чайфы, янки, адо, рыжовы и еще не порыжевшие — все, как один затопали ногами и дружно заревели одним могучим всенародным гласом: «Водки! Водки! Водки!» От рева и грохота тряслись и звенели люстры, дребезжали окна, метались, как крысы на тонущем корабле, официанты. И после 10-минутной эпохальности свершилось чудо, и на всех столах заблистала волшебными зайчиками судьбоносная влага в заветных бутылках. Такого размаха и единения не знал даже хваленый Вудсток. Кто после Череповца кинет теперь камень в русский рок с упреком в его мелко-травчатости и сепаратизме? Конечно, никто. А мемориальная доска на стене ресторана — та необходимая малость, которая может восполнить значительные пробелы в истории «русского рока».
Стр. 277, Санкт-Петербург, 1994 г.
МЕМОРИАЛ БАШЛАЧЁВА В БКЗ «ОКТЯБРЬСКИЙ» 20.02.90, Ленинград
СВЯТЫХ НА РУСИ ТОЛЬКО ЗНАЙ — ВЫНОСИ
По замыслу организаторов, этот Мемориал Башлачева, видимо, должен был быть сдержанным и строгим, в отличие от предыдущих двух ленинградских (1988, 1989) и московского (ноябрь 88-го). Каждый из них был по-своему показательным, потому что, как теперь понятно, все, связанное с именем Башлачева, концентрирует для внимательного взгляда многие проблемы развития, существования и перспектив русского рок-н-ролла. Так уж повелось в России, что главным поводом для объединения людей чаще становится не какая-нибудь позитивная и светлая идея, а похороны и оплакивание посмертно канонизированных героев. И, увы, даже в этих случаях центром внимания становится не сам человек, а миф о нем, отношение к которому имеют как бы и все подряд, но ответственность за свою причастность чувствуют немногие. И уж совсем у немногих находится достаточно силы и понимания, чтобы сохранить в атмосфере неуверенности, печали и безысходности чувство перспективы и сопричастности чему-то большему и просто по возможности лучше делать свое дело.