Причуды любви

Арманд влюбился в нее с первого взгляда, но Фрэнсис не решалась на разрыв с мужем. Они с Хаммером писали друг другу длинные, полные страданий письма.

Но однажды Фрэнсис заявила ему:

— Мой муж не может спокойно пройти мимо бара, чтобы не угоститься виски, а ты — мимо телефонной будки, чтобы не позвонить мне. Уж не знаю, какой из этих двух пороков мне тяжелее переносить.

Второй свой брак Хаммер заключил с некой Анджелой Зевели. Очаровательная, остроумная, на редкость общительная, с чудным голосом (хотя от рождения глуховата), она была женой коннозаводчика, а изменяла ему с одним издателем. В общем, Хаммер опять заслушался песен, всегда оказывавших на него магическое воздействие.

Анджела получила развод. Они поженились, и в первую брачную ночь она ему объявила, что ни за что не хочет детей. Хаммера это повергло в уныние.

Ждал его и другой сюрприз: жена оказалась алкоголичкой и прятала от мужа бутылки, подвешивая их к окну на веревке.

Арманд в полном отчаянии, а тут еще здоровье пошатнулось. Камни в почках, паралич правой ноги, нервное переутомление, да еще единственный сын Джулиан, заброшенный ребенок, попал в беду: его обвиняют в убийстве. Хаммер ищет утешения у древних, у Марка Аврелия, учится у него мудрости и добродетели.

Анджела, напиваясь, устраивает дикие сцены: обзывает Арманда «грязным евреем», проклинает всю его родню. Терпеть все это — выше его сил, и он уходит из дома.

Развод в Америке — процедура дорогостоящая во всех смыслах. Хаммер повторяет остроту знаменитого актера Джона Бэрримора: «Платишь дудочнику, а кажется, что содержишь целый оркестр».

В новых испытаниях (развод и спасение сына) его поддерживает — кто бы вы думали? — Фрэнсис Толмэн. Она теперь свободна: пьяница муж преставился. Влюбленные воссоединились и, как в сказке, зажили в любви и согласии.

Я встретился с Хаммером в Лос-Анджелесе, в офисе «Окси», как американцы называют «Оксидентал петролеум». Невысокий, благородная седина, круглые очки, непринужденные манеры. Глуховат. В его кабинете шесть часов отмечают время в шести столицах мира. Над столом женский портрет кисти Рубенса; на стене медная табличка с выгравированным афоризмом, принадлежащим, думаю, хозяину: «Жестокие времена уходят, жестокие люди остаются».

У Хаммера три дома — в Лос-Анджелесе, Нью-Йорке и Москве. Он путешествует на личном «Боинге-747», вмещающем 132 человека; на борту имеются спальня, кабинет, спутниковый телекс, телефон, гостиная, телевизор. Примерно тысячу часов в году Хаммер проводит в воздухе, а счет за телефонные переговоры составляет в среднем 500 тысяч долларов. Хаммер, пожалуй, единственный, кто совершает такие дальние рейсы на своем самолете. Обычно он делает посадку в Лондоне, где его уже поджидает русский экипаж. У него три автомобиля — два «роллс-ройса» и «кадиллак».

Он очень приятный собеседник, с ним можно говорить на все темы без исключения.

— Доктор Хаммер, если не ошибаюсь, вы любите повторять фразу из одного американского фильма: «Кто не рискует, тот ничего не добьется». А разве не для того мы живем на этой земле, чтобы чего-то добиться?

— Да, это Джимми Стюарт сказал в одном из своих фильмов.

— Отчего вам запомнилась именно эта фраза?

— По-моему, каждый должен руководствоваться этим девизом, ведь, не рискуя, не проживешь. Только я признаю оправданный риск и заранее просчитываю последствия. Иначе ничего путного не выйдет.

— Как отразилось на вашем характере русско-еврейское происхождение?

— К России меня всегда тянуло, я люблю эту землю и этих людей. А теперь, когда к руководству пришел Горбачев, думаю, Россия вступила в новую эру, где для бизнеса, в частности американского, открываются огромные перспективы.

— Хорошо, а что насчет еврейских корней?

— Они тоже сказываются. Так, я много помогаю еврейским эмигрантам и тем, кого называют «отказники», то есть советским евреям, которым отказывают в выездной визе. К примеру, я добился разрешения для господина Гольдфарба. Он потерял на войне ногу и страдал диабетом. Его сын-врач уже эмигрировал, а отца не выпускали, хотя он написал в заявлении, что только в Америке ему смогут спасти вторую ногу. Одним словом, я обратился к русским властям, и Гольдфарбу с женой пошли навстречу.

Недавно мне удалось так же вытащить одну женщину. Она семь лет безуспешно пыталась выехать из Советского Союза и в конце концов вывесила у себя на балконе плакат: «КГБ, позволь мне уехать в Израиль!» Ее посадили за хулиганство, затем сослали в Сибирь. А я все-таки добился для нее визы. В Израиле ее как героиню встретили. И это не единичный случай моего участия в судьбах евреев.

— Вы религиозны?

— Нет. Я верю в Бога, но в церковь не хожу.

— Каким вам запомнился Ленин?

— Умный, но тогда он был уже очень болен. А кроме того, не чужд сострадания к людям. Я рассказал ему, как голодают люди на Урале, как дети выпрашивают у прохожих кусочек хлеба, и знаете, он слушал со слезами на глазах.

Помню, он мне сказал: «Мы благодарны вам за помощь, но сейчас нам в первую очередь нужны не врачи, а деловые люди».