Причуды богов

Дно, очевидно, резко шло на глубину: Жалекачский ухнул чуть не с головой, вынырнул, испустив перепуганный вопль, и ринулся к берегу. Верные сподвижники вытянули его, но, должно быть, приступ слепой паники уже прошел, потому что Жалекачский снова рванулся к воде с воплем:

– Это мое, мое!.. – и замер недвижим, ибо случилось вот что.

Лебедь, видимо, потревоженный суматохою, рассеявшей вековую тишину, резко всплеснул крылом, и брызги воды обильно окропили лодочку и ее самоцветный груз. Послышалось громкое шипенье… и каменья один за другим начали меркнуть, тускнеть, гаснуть, обращаясь горкою черных угольков. И только тут до Юлии дошло, что сокровища с самого начала и были не чем иным, как грудой горящих угольев, ибо они наконец прожгли то плавучее сооружение, в которое были помещены чьей-то насмешливой рукою, и ухнули в воду, оставив только призрачное облако пара.

Испуганный лебедь стрелою понесся к берегу, выскочил на камни и, подняв крылья, стряхнул с себя тучу брызг, окатив ими оторопевших пана Жалекачского и его сподвижников.

Шляхта дружно отшатнулась, кроме самого пана, который и без того был мокрый, а потому лебедь, успокоенный его неподвижностью, к нему и двинулся, косолапо переваливаясь.

Рука Жалекачского медленно поднималась для крестного знамения – да так и застыла, а с губ его сорвался крик:

– Да ведь это гусь!

И тогда белый гусь вытянул шею, растопырил крылья и закричал:

– Га-га-га! – словно во всю глотку хохотал над теми, кто принял его за золотого лебедя Завиши Черного.

Что было дальше, Юлия не видела: чья-то рука схватила ее за руку, с силою дернула; чей-то шепот раздался у самого уха:

– Не стой! Бежим скорее!

Но столько потрясений пережила Юлия за сегодняшний день, что всего только и смогла, что вяло улыбнуться и промямлить:

– Ванда? Как ты здесь?..

Договорить ей не удалось: Ванда с силой потащила ее за собой – и через мгновение блеклый зимний свет ударил по глазам Юлии, на миг ослепив ее, а влажный, прохладный запах свежего снега опьянил крепче самого крепкого из вин пана Жалекачского.

14. Тайная жена Зигмунда Сокольского

– А красиво было, ну скажи, что нет? – никак не могла успокоиться Ванда. – Лихо я все придумала?

– Ой, лихо, лихо! – все еще с трудом соображая от восторга и внезапности, отвечала Юлия. – С ума сойти! Особенно этот золотой свет, когда лебедь, то есть гусь, плыл по озеру…

– Как говаривал незабвенный Аскеназа, освещение – первая забота на сцене! – захохотала донельзя довольная собою Ванда так, что ее конь встревоженно запрядал ушами, и Юлия тоже залилась смехом.

Теперь они могли себе это позволить: погони не было!

Кинувшись друг к другу, как люди, которые и не надеялись, что останутся в живых и опять увидятся, девушки тут же вскочили на коней (Юлия успела только ахнуть, увидав рядом с конем Ванды еще одного, для нее) и погнали во всю прыть, не разбирая дороги, причем Юлия все время оглядывалась, смертельно боясь услышать истошные крики и топот близкой погони, или порывалась докричаться до Ванды со словами благодарности, но та, пригнувшись к гриве, вновь и вновь погоняла коня, словно ничего не слышала. Да и то! Сейчас главное было очутиться как можно дальше от драконова логова.

Они скакали весь день, пока кони не начали заплетаться ногами, а тело Юлии не заболело, будто избитое, и лишь тогда Ванда наконец сжалилась и позволила свернуть к корчме, притулившейся на перекрестке.

Корчмарь, к их несказанному веселью, оказался поразительно похож на старого знакомца Шимона Аскеназу, только изрядно постаревшего, отощавшего и немытого, а потому это имя теперь не сходило с их смеющихся уст, и огорчало веселье Юлии только одно: Ванда так и не позволила ей высказать все, что накопилось на сердце, а на восторженно-недоуменный вопрос: «Почему ты ждала меня? Почему помогала мне?» – ответила хмуро: «Я тебе должна!» – и больше об этом не заговаривала, зато вдоволь потешила Юлию, пересказывая историю своего краткого, но пламенного знакомства с «парижским бедуином» (кстати сказать, это на его коне теперь скакала Юлия). Встретились они неподалеку от замка дракона, где блуждала охваченная беспокойством Ванда, не представляя, как вызволить подругу, попавшую в беду. От какого-то холопа ей удалось узнать, что ни одному «гостю» замка не удается уйти оттуда по своей воле, а сонмище прихлебателей и приживалов глаз не спускает с каждой новой игрушки пана, так что для спасения Юлии необходимо было измыслить нечто невероятное, ошеломляющее – что Ванда и сделала. Одурачить Ржевусского ей труда не составило: после того, как Ванда разделила его пыл прямо на спине лошади, экзотический путешественник пришел в такой восторг, что поклялся выполнить любую ее просьбу.