Причины и следствия

Битва с лесными вепрями публике понравилась. Вначале казалось, что они несомненно одолеют Спекдайриса, но под конец Спекдайрис всех победил, сел в лодку и снова отправился на поиски убежавшей куда-то или похищенной Сниегулите. В третьем действии он бился с псоглавцами[6], чертями и прочей нечистью. И здесь вначале казалось, что они одолеют героя, но под конец все же победил Спекдайрис. В четвертом действии он бился со сполохами и ветреницами[7]. Ввиду того, что на сцене было темно, а за кулисами все время завывал ветер и сверкали молнии, трудно было что-либо увидеть и понять. Зрители шуршали программами и переговаривались. В антрактах автор сидел бледный и потный. Критик Бумбат, спрятав руки в карманы брюк, рассматривал потолок. Пенсне его грозно поблескивало. В пятом действии было светло. Спекдайрис нашел Сниегулите, в королевском замке играли свадьбу. Пили много, и гости вели себя слишком буйно. Один из них даже выронил кубок и, пытаясь поймать его, сам упал. Недисциплинированные зрители смеялись. Еще громче смеялись они, когда Сниегулите, ругая вожака псоглавцев, оговорилась и вместо «ты зверь» выкрикнула «ты бык». Действие само по себе было не так уж плохо, но у публики уже пропало настроение, и это испортило заключительный эффект. Как только Спекдайрис и Сниегулите стали рядом с королем, чтобы в нужный момент принять его благословение, зрители один за другим стали подыматься и двигаться к дверям. Контролер пытался задержать их, но толпа штурмующих все росла в узком проходе. Поднялся страшный шум, так что из символического монолога короля о будущем народа лишь редкое слово доходило до публики. Когда же за кулисами хор сирот в сопровождении оркестра запел песню, никто уже не хотел больше слушать. Двери распахнулись. Зрители ринулись в гардероб за своими пальто.

Кое-где робко зааплодировали, но тут же смолкли. Аудзеспудур сидел, втянув голову в плечи, словно боялся, как бы его не окатили водой.

Госпожа Апман не выдержала. Она была в самом приятном расположении духа и не могла допустить, чтобы страдал такой милый и внимательный человек, как Аудзеспудур. Она вскочила и стала громко аплодировать, потом обернулась в ту сторону, где сидел не спускавший с нее глаз Микельсон, и кивнула ему.

Микельсон понял. Он так рьяно зааплодировал, что даже штурмовавшая гардероб публика остановилась и прислушалась. Оборачиваясь и энергично кивая головой, он подбадривал своих товарищей и сидящих поблизости зрителей. Госпожа Апман, продолжая аплодировать, кивала головой и приглашала окружающих последовать ее примеру.

Сначала слышались хлопки только в одной ее ложе. Потом они затрещали в партере, поднялись до полупустого первого яруса, охватили спасавшийся бегством балкон. Зал задрожал от аплодисментов.

Первой имя автора опять-таки выкрикнула госпожа Апман. К ней присоединился Микельсон со своей компанией. Аудзеспудур исчез из своей ложи и через несколько мгновений появился на сцене. Аплодисменты нарастали. Даже беглецы оборачивались и аплодировали на ходу. Получившие в гардеробе пальто снова лезли в двери, поглядеть, что происходит в зале, и тоже аплодировали.

Трижды поклонившись, Аудзеспудур убежал за кулисы и вывел оттуда за руки Спекдайриса и Сниегулите. Восторг и аплодисменты зала усилились. Госпожа Апман трудилась без устали. Она сорвала приколотую к поясу розу и бросила ее на сцену. Но не добросила. Чьи-то услужливые руки подняли цветок с пола и бросили дальше. Поэт наклонился, поднял розу и прижал к губам…

Он победил.

7

Критик Бумбат, грозно постукивая тростью по асфальту, спешил в редакцию.

Нет, он не мог вынести такой тупости, такого варварства, такой художественно-безграмотной чепухи. И дело не в том, что Аудзеспудур не был в числе его друзей, что он два года тому назад по-мальчишески раскритиковал его брошюру о ведущей роли интеллигенции в общественной жизни народа. А потом еще написал глупый фельетон, где неудачно пытался коверкать сто фамилию. Он, Бумбат, стоял выше такого мальчишества. Но чтобы аплодировали подобной… подобной белиберде да еще вызывали автора — этого его совесть критика не могла допустить. Во что же грозит превратиться наша сцена? Что это — обитель искусства или балаган? Храм бессмертных муз или же просто постоялый двор для всякого рода бродячих дилетантов?

До двух часов ночи просидел Бумбат в редакции. Перо его сухо поскрипывало, выводя строчку за строчкой. На стол шеф-редактора он положил четыре полосных столбца для очередного номера. На подобные… подобные явления нужно было реагировать резко и незамедлительно. Во что собираются превратить наш храм муз?

Бумбат плохо спал ночь. Во сне на него нападали псоголовцы, ветреницы, сполохи и разная нечисть. Одеяло с него сползло, он проснулся, дрожа от сквозняка и в то же время весь в поту. Выпил полграфина воды, снова лег, но уже не мог уснуть. Перед глазами у него неотступно стоял Аудзеспудур, нежно прижимавший к губам розу.

Выйдя утром из дому, Бумбат не дотерпел до редакции — купил в киоске свежий номер газеты и заглянул в него. Рецензии сто там не было.