– Мои амбиции – это предпосылки для возникновения этой ситуации. А их посылки и отсылки меня – уже аргумент для предъявления им всего этого последствия, – смотря исподлобья (для грозности своего вида) на окружающих, прохрипел про себя Алекс, уже находящийся на взводе и готовый спустить всех своих злобных собак на недосужую на твои проблемы публику. Правда собаки используются лишь в обыденных, словоблудных случаях, тогда как такие, судьбоносные случаи, требуют от тебя пустить в неистовый галоп то, что покрепче и посерьезней, а именно тех четырех разномастных коней, которые несут на себе своё откровение, с которым вы и хотите обратиться к миру. Ну а пока что вы, попридержав их внутренне, ведёте диалог с тем, кто при подобных действиях всегда незримо присутствует и в значительной степени побуждает вас таким образом действовать.
– Я, конечно, польщён, что ты не пропустил мои замечания мимо ушей и прислушался к ним. Но не кажется ли тебе, что ты слишком радикально и категорично-безвозвратно подходишь к моему предложению заставить мир заговорить о тебе? – Сегодня критик не слишком самоуверен, глядя на то, как начальник Алекса Валериан Леонидович, находясь не в свойственном для себя виде – из его разбитого носа вместе с соплями тёк своеобразный коктейль, который придавал слюнтяйную выразительность его внешнему виду, – и положении – он всю свою жизнь смотрел на мир с высоты своего орлиного носа, а теперь стоит на коленях перед Алексом и смотрит снизу вверх. Для чего много не потребовалось, а нужно-то было, всего лишь пару разков его приласкать кулаком. Что и было проделано Алексом с огромным удовольствием, после того как он вскрыл, правда, уже вторую печать войны.
Но Валериан Леонидович при всём этом, не смотря на всю свою унылость и забитость, всё равно не сводит своего взгляда с Алекса, и очень пристально внимает ему, боясь упустить даже самое мимолетное его замечание, на которые он плевал и зевал за всё время работы Алекса в редакции.
– А это, наверное, уже не меньше пяти лет. – Алекс, глядя на своего такого внимательного к нему начальника, которого в виду его авторитарного стиля правления, а также из-за лекарственного рифмового сходства, все за глаза звали Касторычем, решил по-своему (очень запоминаемо для начальника) напомнить тому об этом своём юбилее, ещё раз заехав Касторычу кулаком в левое ухо.
– Слышишь, Касторыч, сука, я уже пять лет как здесь на тебя батрачу. – После своего кулачного напряга, Алекс, предположив сбой работы слухового аппарата Касторыча после этой своей ему оплеухи, перешёл на повышенные разговорные ноты, заорав тому прямо в ухо. В результате чего, плюс ко всему сотрясательному головокружению, вызвал у того уже не просто недоумение – «Какой на хрен Касторыч?! Это ошибка, я всего лишь Валериан», – в голове Валериана смутно роились оправдательные мысли, – а уже дрожь его поджилок, которые первоначально находясь в шоковом состоянии, ещё не осознавали всей опасности своего положения.
Ну а теперь, когда этот, до этого совсем неприметный работник их журнала, уже несколько раз кулаком в лицо заявил о себе, Валериан начал понимать, что, пожалуй, его связи в администрации города, в данном случае никаким боком не помогут, и ему сейчас в кои-то веки придётся рассчитывать только на себя. А это после стольких лет заслуженного расслабона, стало непосильной ношей для его поджилок, которые, действуя по аналогии с подтяжками, придерживающих определенный вес ваших штанов, уже не слишком справляются с этой задачей, стоит вам только грузно навалить в них то, что валится от большого страха. Что и произошло с Валерианом, пустившимся в самые тяжкие свои думы, в один момент нашедшие для себя этот короткий задний выход. Что, конечно, не осталось незамеченным Алексом, который сначала искривился в лице, поморщившись носом, а затем даже несколько удивился подобному ходу вещей. После чего своей вопросительной реакцией ещё больше ошеломил Валериана:
– Это что, твой поздравительный ответ, гнида? – Усмешка в глазах Алекса (как оказывается, Алекс не зря прозвал главреда Касторычем) и его несколько отстранённый вид, выглядели куда более пугающими для Валериана, нежели если бы Алекс выказал всю свою злость.
– Нет. – Крайняя необходимость хоть что-то ответить, заставила Валериана выдавить это отрицание.
– Опять нет. – Лицо Алекса потемнело от злобы и ненависти, что вызвало новый спазм в животе Валериана, чей рассудок мгновенно помутнел от страха и собрался уже пересидеть в своём падучем обмороке, пока опасность не пройдет.