Причастие мёртвых

Десять шагов. Алый свет повсюду. Черно-красное пятно впереди.

Женщина поняла. Она поняла. И попыталась убежать.

Десять шагов и еще один…

Палома с хрустом рассек человеческую плоть. Застрял в ребрах. Хасан, чувствуя, как незримое лезвие сокрушает его собственную плоть, дернул меч на себя. Бьющееся, отчаянно визжащее тело женщины оказалось в его руках, и он впился клыками в дергающееся горло.

Кровь… Ну, наконец-то! Холодная. Мертвая. Сладкая.

Палома больше не светился ни алым огнем, ни белым. От вуджоров осталась лишь пыль да липкие лужи. Блэкинг кашлял, шепотом жалуясь на сорванное горло. Франсуа рылся в своей сумке, в поисках нужных таблеток. А Хасан уронил на пол обескровленное тело упырицы, и отступил, чтобы поднявшаяся пыль не осела на ботинки. Теперь он знал, кого убил. Знал, почему Эшива так хотела, чтоб он убил эту женщину. И знал, кто виноват в том, что мальчик исчез.

Мстить, правда, было уже некому. Вот она — виновница. Кучка пепла под ногами.

Заноза рассказывал о ней, рассказывал, что она воображает себя по-настоящему старой и по-настоящему могущественной. Смеялся над ней. А когда бывал в Лондоне, напропалую флиртовал с ее най, девчонкой без роду и племени, похожей одновременно на Мисато и выпускницу пансиона для благородных девиц.

Потом Заноза убил девочку. И чуть не убил эту женщину. А Эшива тогда попала под выстрел из огнемета… да, у Эшивы был повод кричать «убей ее!», и для «островной лахудры» тоже. Ну, что ж, с вуджорами все. Новые не набегут — ими больше никто не управляет. Теперь дело за Мадхавом.

— Уже почти, — сказал тот. — Если хотите, могу начать десятисекундный отсчет. Я слышал, что белых людей это очень тонизирует.

*  *  *

Лорд Эрте соги Алакран, провидец и тот еще скорпион, вздохнул и устало потер глаза. Слишком яркий свет. И белый свет, и красный — чересчур яркие для его глаз. То, что у вампира есть волшебный меч, стало неожиданностью. Неприятной, увы. Такими мечами убивают демонов, поэтому они остаются скрыты от демонического дара предвидения, пока не покинут ножны.

Ну, ладно, не все и не всегда получается так, как хотелось бы. Хасан Намик-Карасар победил сумасшедшую упырицу, хоть она и продала душу за месть и силу, и за власть над голодными духами. Мартину не повезло. Но кто скажет, что Эрте Алакран не сделал все для того, чтоб Мартин оказался более удачлив, бесстыдно соврет. Просто… всего иногда бывает недостаточно.

*  *  *

Праздник сбора черешни — первый из плодородных праздников Тарвуда, начался еще в полдень. Полуденная часть была интересна только деревенским — обряды, обряды, обряды, скучища. Но ближе к вечеру, когда начиналось гулянье, в Боголюбовку и на луга вокруг деревни собирался весь остров.

Почти весь.

Берана просидела дома до заката. Таверна пустовала. Официантки и Мигель, и девчонки — все были в Боголюбовке. Там поставили столы, выкатили бочки с вином, пивом, медом. Первая кружка чего угодно любому из гостей — подарок от таверны. Вино и сладости дамам — подарок от таверны. Про детей и говорить нечего, их Мигель угощал в любые праздники, и когда отмечали что-нибудь в городе, и когда, как сейчас — таверна отправлялась на выгул.

А Берана сидела дома. Весь день.

Когда солнце село, в зал спустился Заноза. И одновременно со стороны Южного Ларенхейда пришли сеньор Мартин и сеньора Лэа. Они сговорились, что ли? Может быть, созвонились? У них, у всех троих, есть телефоны, они могут быстро связаться между собой. Без курьеров, без писем.

— Здравствуйте, сеньор Мартин! Здравствуйте, сеньора Лэа! — крикнула Берана. Помахала гостям рукой, решила, что на этом ее долг как хозяйки исчерпан и перепрыгнула через стойку, чтоб перехватить Занозу на полпути от лестницы.

Он был уже накрашен, под рукавами плаща звенели браслеты, а ботинки оказались зашнурованы. Значит, готов идти.

— Проснулся? А я не пошла на праздник. Тебя решила дождаться.

— Круто, спасибо, — Заноза вручил ей розу. Белую. Свежую. И, как всегда, без колючек. — Сегодня никаких подвигов, просто роза. А кофе сеньору Мартину ты сваришь?

— Ой… — опять она забыла. Ну, так, сегодня с обеда никого в таверне, ничего делать не надо. Забудешь тут. — Сейчас. И для сеньоры Лэа чай, я помню.

— И крови, — добавил сеньор Мартин, улыбаясь. — Для сеньора Сплиттера.

Ну, точно, они сговорились!

Берана унеслась на кухню, оставила дверь открытой — сегодня никакие кухонные запахи никому в зале не помешали бы. А от запаха кофе всем только лучше должно стать. Пока кофейник нагревался на огне, она услышала, как сеньор Мартин спросил:

— В чем смысл, говорить спасибо? Нафига дома-то сидеть, если ты спишь, и не оценишь? Ну, или не спишь, без разницы, все равно занят и не оценишь.

— Но ей же хотелось на праздник, — отозвался Заноза удивленно. — А она не пошла. Хотела сделать мне приятное.

— Что в этом приятного?

— Не знаю. Но знаю, что если женщина хочет тебя порадовать — радуйся. Всем лучше будет.

— Заноза, ты циник, — послышался голос сеньоры Лэа, — Мартин, учись!

— Цинизму?

— Вежливости! — ответили Заноза и сеньора Лэа хором.