Причастие

Поскольку ругать его теперь было некому, прямо в брюках растянулся на застеленном диване. Стал прикидывать в уме. Так, до конца января Настя в отпуске. Но и потом, из-за болезни Даши перейдя с тепличного комбината на совхозный коммутатор, где дежурила через двое суток, чтобы как можно сильнее досадить ему, вполне может ездить на дежурство из Гороховца, а работала бы на комбинате, куда б она делась? В очередной раз проглотила бы обиду и вместе со всеми вышла на работу. Положим, и он виноват, но, как говорится, не пойманный – не вор. И ударил, и что, с кем не бывает? И главное ведь – за дело. И если прямо сейчас поехать, то и получится, что он во всём виноват. А так не едет, и не едет, и ничего, и так пройдёт. Да из одной ревности сама через неделю припрётся.

Как обычно, без стука, заглянула разведённая соседка слева, та, у которой чуть не каждые выходные под «Шизгару» отплясывали индийские слоны:

– Соли дай.

Не подымаясь с дивана, махнул рукой:

– В столе.

– А ты чего это как барин развалился? Настька где?

– К родителям укатила.

– Когда вернётся?

– А куда ей торопиться? Она в отпуске.

– А ты, смотрю, и рад!

– Чего-о?

– А то я не видела!

Для пущей убедительности пришлось даже сесть.

– И чего ты видела?

– Не боись: чего видела, про то никому не скажу.

– И говорить нечего.

– Настьке своей заливай. И не постыдился, а, от такой-то красавицы! А теперь, смотрю, с утра самогонку хлещешь! Что, совесть замучила?

– От самой чуть не на полверсты разит, а туда же! Топай давай, училка хренова!

– Я-то пойду… – В дверях, однако, притормозила, глянула на банку с солением и как бы между прочим предложила: – Проголодаешься, заходи. Банку с огурцами только не забудь прихватить.

– Да хоть обе забери! Да бери-и, бери-и, только исчезни!

И та, не постеснявшись прихватить обе банки, по-кошачьи мурлыкнув: «Мерси», – быстренько скрылась за дверью.

Неужели, в самом деле, видела? Да нет, откуда? Или та проболталась, или сама догадалась. И потом, если даже Настя догадалась, этой пройдохе чего стоило? И что это на него, в самом деле, нашло? Сто раз проходил мимо прежде, не замечая, а тут словно с цепи сорвался. И он в очередной раз попытался свалить вину на Полину – ну вот чего молчит? ну вот чего?

И, чтобы стряхнуть всё это как наваждение, решительно поднялся, оделся, сбегал с ведром на колонку и стал наводить порядок.

За этим занятием его и застала мать. Разумеется, тут же, как и соседка, поинтересовалась, где Настя с Дашей, а когда он ответил, естественно, спросила:

– И чего стряслось?

Но он категорически отверг объяснения:

– Мама, мы разберёмся сами!

– Сами! Смотри у меня!

И тогда он для видимости возбухнул:

– Да что это, в самом деле, а! И учат, и учат! Прекратится это когда-нибудь или нет? Я что, дитя несмышлёное?

– Ну-ну, поговори ещё!

– Мама, с Новым годом тебя! Ты куда шла?

– К вам.

– К нам! Замечательно! Так проходи, мама, садись! Вина, извини, нет. Кончилось вино. И еда кончилась. Видишь, сковорода пустая? Но есть ещё вода, мама. Чай, кофе?

– Ничего не надо – сыта. Пойду. Обедать приходи.

– Мыться сейчас приду.

– Если есть чего постирать – приноси.

– Всенепременно, мама!

– Балабол!

А помыться действительно надо было позарез. Таким нечистым, даже сальным он, пожалуй, с последней белогорской гулянки себя не чувствовал. И теперь ему хотелось только одного – поскорее всю эту грязь смыть. А заодно и безобразие это хотя бы на время прекратить. По крайней мере, в пределах совхоза. А то, в самом деле, что люди подумают? И для реабилитации перед женой. За ним теперь зорко следить будут.

Ванна, контрастный душ, горячие пельмешки с горчичкой действительно взбодрили. Он бы и от стопочки не отказался, да родители не предложили, а сам он из благоразумия поостерёгся попросить.

Поднявшись из-за стола, казалось бы, на минутку прилёг в зале на диван и незаметно уснул.

Проснулся от сотрясения – за Маришей нарядный жених зашёл. Валерка. Бывший одноклассник, а теперь непотопляемый штурман Волжского речного пароходства. На конец января уже и свадьба была назначена. Поэтому вёл себя Валерка как хозяин, впрочем, и раньше не особо церемонился, да и родителей дома не было – ушли к отчимовой родне. Присев на диван, спящего шурина, как лежачую корову, без всяких яких Валерка огрел могучей дланью по спине:

– Спишь!

Павел вскочил как ошпаренный. Ничего не понимая спросонья, спросил:

– Куда это вы?

– Здрасте! На бал к тебе! Вставай давай! Играть нам будешь!

– В такую рань?

– Маринк, он у вас чё, недоношенный? Рано, говорит! Хех! Проснись – половина девятого на серебряных!

– Серьёзно? Ну-ка? Точно. Всё, встаю.

– Вот клоун!

Одеваясь, по заведённой привычке над незатейливым зятем подтрунивал:

– И что бы я без тебя делал, не представляю? Ну вот всегда ты во время. Ну никуда с тобой опоздать нельзя.

– Смейся-смейся!

– Кроме шуток. Когда на танкере покатаешь?

– Когда лёд сойдёт.

– А ледоколом нельзя, что ли?

– Каким ещё ледоколом?

– Как это? Атомным. Имени Ленина. Что, не умеешь на таком?

– Маринк, он у вас чё, с приветом?