Прибежище богов

Примерно в полукилометре от цели мы спешились и, оставив с лошадьми прапорщика Пихоцкого, полупригнувшись, двинулись к исходной позиции для начала нашей авантюры. Прости, Андрюша, если что, но ты самый малоценный член нашей команды, и оставлять вместо тебя Дока или Ару у капитана Серегина просто не поднимется рука. Если что, кричи и постарайся прикинуться ветошью, потому что прикрыть огнем – это все, что мы сможем для тебя сделать. Серегин, конечно, оставил Андрюше свой бесшумный пистолет, но воспользоваться им можно только на коротком расстоянии – то есть если разъезд амазонок решит взять его в плен, а не убить на месте.

Но слава Всевышнему, все обошлось. Очевидно, у амазонок ввиду их противостояния с тевтонами просто не было людей на еще одно кольцо патрулей. Поэтому к исходной позиции у бугорка мы подобрались никем не замеченные и залегли, изготовившись к ведению огня. То есть, это Серегин и его люди изготовились, а мне из-за отсутствия какого-никакого оружия оставалось только наблюдать.

А наблюдать было за чем. Здоровенный полуголый мужик в кожаном фартуке (значит, не тевтон, у тех просто пунктик против наготы) и два аналогично одетых его подмастерья размерами поменьше тщетно пытались при помощи зубила, кувалды и явно такой-то матери вскрыть бортовой люк из двадцатимиллиметровой дюраллоевой плиты. Судя по красным вспотевшим мордам «специалистов», и по разбросанным вокруг останкам уже поломанного инструмента люк плевал на все их усилия с истинно аристократической невозмутимостью.

Чуть в стороне от этих трех мордоворотов отчаянно лаялись в полный голос амазонская атаманша и один из тевтонских рыцарей – и лаялись именно по-тевтонски, то есть на немного испорченной версии хох дойч с некоторыми добавками слов из латыни и койне, и ветер, благодаря прекрасной акустике в этой ложбине, нес их слова прямо в наши уши.

С немецким языком у меня с самого детства было все в порядке – как же может быть иначе, если примерно четверть моих подруг по гимназии и больше трети соучеников-кадетов по корпусу происходили из остзейских немцев, которых в Петербурге больше, чем в любом другом не немецком городе. В летном училище немцев было даже больше чем в корпусе, ибо почитание мундира у них в крови и большая часть отпрысков остзейского дворянства стремится сделать как раз военную карьеру.

Короче, если отфильтровать густо летающих в воздухе свиноголовых собак и головы-лохани, полные дерьма (немцы, конечно, остроумны в ругательствах, но не столь изобретательны, как русские), то получалось следующее… Тевтонский рыцарь требовал прекратить всю эту возню с железками, чтобы он смог сделать человеческое жертвоприношение и вызвать сюда самого херра Тойфеля, который вскроет эту жестянку одним пальцем своей кровавой лапы. Мол, походного алтаря и пяти специально выращенных жертвенных овечек для этого будет более чем достаточно. Атаманша в ответ вопила, что если он здесь, на землях Кибелы, будет взывать к своему мерзкому божку, да еще принося в жертву невинных девственниц-подростков, то Кибела тут же просечет это безобразие и прекратит его, явившись лично со всей возможной решимостью. Результат поединка богов херр рыцарь может представить себе сам, но мало не покажется никому…

Очевидно, капитан Серегин тоже владел немецким языком на достаточно приличном уровне, потому что он, пробормотав: «не надо нам тут ни Тойфеля, ни Кибелы», слегка стукнул Зоркого Глаза по плечу, приказывая отрыть огонь. Маменька! Какой же этот пулемет шумный! От грохота его стрельбы я почти оглохла – казалось, что на всю жизнь. Хлопки стреляющих одиночными выстрелами Валов были почти неслышны на фоне апокалипсического рева его очередей. Первым делом Зоркий прошелся по группе из примерно десятков спешенных амазонок, стоящих напротив тевтонов – со стрелами, уже наложенными на тетиву; потом, после амазонок, досталось и тевтонам – следующая очередь полоснула по команде взломщиков. Куда делись ругающиеся рыцарь и атаманша – я так и не поняла, но Серегин и Док неожиданно поднялись и, похожие в своих лохматках на две ожившие копны сена, пригибаясь кинулись вперед, пока Зоркий глаз и его напарник Ара творили свое боевое колдовство – один короткими очередями из пулемета, другой одиночными выстрелами из Вала.

Тем временем, я то теряла Серегина и его напарника из вида, когда они залегали, то снова замечала их, поднявшихся в своих лохматках в очередную перебежку, по дороге стреляя в кого-то нам отсюда невидимого. Вот они оба, обогнув носовую оконечность, забежали за штурмоносец, предварительно пару раз выстрелив – и почти сразу все стихло… Серегин вышел обратно, сделав знак, что все враги уже мертвы.

– Темпо-темпо, мадмуазель, – сказал мне Зоркий глаз и я, резво вскочив, побежала к входному люку штурмоносца, а он, вскинув на руки тяжелый пулемет, поднялся на ноги и, обернувшись, замахал прапорщику Пихоцкому, чтобы он скорее гнал сюда наших лошадей.