Прибежище богов

Я не буду рассказывать о самом нашем ночном купании в реке под светом луны, когда нас, голых по пояс в воде, могли видеть все часовые, стоящие на постах – это было очень приятно, волнительно и немного стыдно. Правда, Ника не испытывала никого особого смущения и спокойно мылась, намыливаясь грубой шерстяной мочалкой, как будто находилась в собственной ванной. Но, и это было еще не все – когда мы закончили стирку и мытье, и вышли на берег, где девочки тщательно вытерли нас колючими шерстяными полотенцами, Ника сказала, что мы обе должны лечь на расстеленную на песке ткань и расслабиться… Такого я еще не переживала ни разу в жизни – я голая лежала, раскинув руки и ноги, а две такие же обнаженные девочки упражнялись надо мной, втирая в кожу различные настойки и ароматические масла.

Затем на нас начали надевать хитоны. Как я и предполагала – это не одежда, а один сплошной разврат, хотя и весьма, весьма привлекательный. Это весь возбуждающе и немного стыдно – чувствовать, что твое тело от нескромных взглядов отделяет только один-два слоя тонкой льняной ткани, а если встать напротив света, то вся фигура тут же обрисуется не хуже чем на рентгене. Сперва от стыда я хотела надеть под хитон свое постиранное нижнее белье, но Ника отобрала его у меня, сказав, что она не даст сделать мне такую глупость – простудиться от мокрых тряпок и заболеть женскими болезнями. В таком виде мы и прошли через весь лагерь, но вот что было обидно – никто не обратил на нас никакого внимания, все спали, и даже капитан Серегин исчез со своего места на бревне перед костром. Наверное, пошел проверять посты. А жаль, хотела бы я, чтобы он увидел меня в таком соблазнительном виде, и от этого хотения у меня даже соски встали торчком. Милый, где же ты ходишь, когда ты так мне нужен?!

Спать мы с Никой легли тоже совсем голыми, бок о бок, лишь сняв свои хитоны и укрывшись ими как легкими покрывалами. Не знаю, что это на меня сегодня нашло – возможно, это подействовало влияние Афродиты, распространяющей вокруг ощущение неги и разврата…

Часть 6

День седьмой. Утро. Капитан Серегин Сергей Сергеевич.

Как поется в известной песне: «Ночь прошла, настало утро ясное»… А вместе с ним настали и новые проблемы. Собственно, ночью я почти не спал, обдумывая все, что произошло за предыдущие день и ночь. А произошло у нас много чего интересного…

Во-первых, мадмуазель Волконская со своей иной Россией… И дело тут даже не в штурмоносце (что бы ни имелось в виду под этим названием), а в том, что история, выходит, все-таки имеет сослагательное наклонение. Послушаешь мадмуазель Елизавету или прапора Пихоцкого – и берет жгучая зависть – почему людям так везло с правителями, и лишь у нас: то император-обыватель, то великий экспериментатор, то лысый клоун, то престарелый инвалид с бровями, то меченая тварь, то Борька-алкаш, то новейший самовлюбленный политический деятель с айфоном наперевес… Дима – скажи «Ч-и-и-и-з!» Вот и получается у нас – если хлеб не уродился, то не беда, а беда, коли не уродилась лебеда.

А тот штурмоносец мы как-нибудь найдем и оформим. И неважно, что он километрах в ста-ста двадцати отсюда. Почти безнадежное занятие, если искать вслепую, и гарантия – если пойти по следам. Найдем меньше чем за два дня – спецназ мы или нет. Но только вот весь обоз с бабами и подростками тащить туда с собой не стоит. Максимум, что надо взять с собой – это обоих имперцев, Птицу, Дока, Зоркого с Арой и все, не забыв при этом самого себя. Главное – дойти, разогнать всех (если поблизости есть кто лишний), позволить Волконской открыть люки, а потом завести коней в грузовой трюм, и улететь оттуда, крутя всем дули… После чего можно будет думать о правильном тактическом употреблении этого летательного аппарата. Но был бы аппарат, а употребить мы его сумеем. Об этом можно подумать и потом.

Пока я так думал и печалился, отец Александр проснулся и вышел ко мне – посидеть после умывания на бревне и подумать вместе горькую думу. Обычно мужики в таком случае закуривают, но и я, и он, как и мои ребята – люди некурящие. Короче, посидели немного молча. Отец Александр явно чувствовал, что меня что-то гнетет, но своего участия в моих проблемах пока не навязывал, и ждал, пока я самостоятельно не созрею. Ждал он, ждал я, словно играя в молчанку, по принципу «кто первый сморгнет или проговорится». Но в результате первым все же заговорил я.

– Честный отче, мучает тут меня одна проблема, – сказал я и изложил все свои сомнения и вопросы по поводу того мира, из которого происходила мадмуазель Волконская, закончив словами: – …так стоит ли стараться, рвать жилы, идти на риск, если одним слепой случай и удача дали все, а нам ничего? Или лучше сложить руки и поплыть по течению – пусть все идет как идет, и не стоит трепыхаться?

– Трепыхаться стоит, – прозвучал весомый ответ, – еще как стоит…

Потом он оглянулся – не слушает ли нас еще кто и, убедившись в отсутствии лишних свидетелей, продолжил: