Глаза мы все открыли почти одновременно, тело у меня с непривычки ужасно затекло, а голова слегка болела и казалась сдавленной каким-то подобием обруча, но настроение в общем было хорошим. Девочки тоже, приходя в себя, немного посидели скрестив ноги, а потом, застенчиво улыбаясь, на коленях поползли в мою сторону, стремясь прижаться к моему телу. И первой, кто это сделал была та самая «злючка» Гретхен. Я обняла их всех шестерых, прижавшихся ко мне, как к любимой матери или же к старшей сестре, жалея о том, что мои руки не могут обнять весь этот мир, защитив всех беззащитных сироток, а боевой мощи всего одного штурмоносца не хватит, чтобы огнем и мечом привести в трепет всех гнездящихся в нем мерзавцев.
Анна Сергеевна смотрела на нас с все понимающей и все одобряющей улыбкой Мадонны, и за эту улыбку ей можно было простить все.
– Ты так хорошо смотришься вместе с ними, – сказала мне она, легко поднимаясь на ноги, – я жалею, что на моем телефоне давно села батарейка, и теперь невозможно сделать пару фотографий, а потом по ним написать картину. Очень, очень интересная и красивая композиция.
Ну вот, кто о чем, а художник о картинах. Хотя, если честно, то я бы не отказалась, чтобы меня изобразили в такой нежной компании – разумеется, без всякого намека на кубизм, примитивизм и прочие художественные извращения, на которые так горазды разного рода бездарные «дарования». Надо еще посмотреть, как рисует Анна Сергеевна, и если мне понравится, то мы ей, пожалуй, еще попозируем…
Вздохнув, я, на мгновение отстранив прильнувших ко мне девочек, тоже встала вслед за Анной Сергеевной – только получилось это у меня далеко не так легко и непринужденно, как у нее. Видимо, у такой художественно-артистической особы, как она, было куда больше возможностей для разного рода транцендентальных занятий, чем у скромного офицера ВКС Российской империи. Последний раз я сидела в такой позе еще во время учебы в училище, лет так десять назад, на занятиях по концентрации внимания… Там же мы осваивали и медитационные практики. Так, на всякий случай. Вот и пригодилось, потому что помощь Анны Сергеевны потребовалась мне только в самом начале, а потом я и сама прекрасно справилась с процессом.
Едва я поднялась на ноги, девочки, как малые дети, тут же вскочили и со всех сторон заключили меня в свои нежные объятья, видимо, никак не желая со мной расставаться. Я тоже не хотела их отпускать, и еще некоторое время мы стояли вот так, застыв в неподвижности. Меня до сих пор удивляет, как смогли эти малышки из глубин своего отчаяния с ежеминутным ожиданием того, что страшнее самой смерти, перейти к безудержному оптимизму, с такими нежными выражениями своей приязни и любви. Пластична человеческая психика, очень пластична, но также можно и сказать, что раны в душе врачует не столько время(ибо его прошло совсем немного), а человеческая доброта, окружившая этих малышек с ранеными душами. Ведь даже суровая Кобра, при виде которой амазонки впадают в ступор, стремилась им помочь, не говоря уже и о прочей мужской части боевого коллектива капитана Серегина. И это без всяких сексуальных подтекстов, ведь слишком ранимыми и беззащитными выглядели эти девочки для того, чтобы на них мог возбудиться хоть какой-нибудь мужчина, кроме самых конченых сексуальных извращенцев.
Не знаю, сколько продолжалась эта идиллия, но прервало ее деликатное мужское покашливание у нас за спиной. Испуганно обернувшись, я увидела, что это не кто иной, как сам капитан Серегин, пришедший посмотреть, чем это мы здесь занимаемся.
– Так-так, – с усмешкой произнес он, – какой очаровательный цветник вдруг вырос на этой полянке, и вы, Елизавета Дмитриевна, в нем самая яркая роза.
Краска смущения залила мои щеки.
– Сергей Сергеевич, – напустив на себя серьезный вид, сказала Анна Сергеевна, – мы тут занимались с девочками медитационными практиками – пока они еще очень слабы для проведения с ними физических занятий.
– Как я понимаю по вашему довольному виду, – серьезно спросил тот, внимательно вглядываясь в наши лица, – это занятие прошло более чем успешно?
– Да, – сказала я, – пусть из них никогда не получится хороших солдат, но зато в самое ближайшее время они все шестеро смогут освоить мою способность наблюдать местность глазами различных птиц и зверей, переселяя в них свое сознание. Думаю, в местных в условиях это будет далеко не лишним, особенно при нехватке разведывательных робофогелей, которых вы называете дронами. Живой наблюдатель и незаметен для местного противника, и легкодоступен для специалиста в любой точке местных степей или гор. Достаточно только протянуть к нему сознание – и он будет твой, готовый выполнить любое мыслимое желание обозреть местность, проследить за врагом, а в случае с мелкими грызунами даже подслушать чьи-либо разговоры. Только умирать в чужом теле категорически не рекомендуется, ибо при сильной связи с объектом управления для оператора тоже возможен необратимый психический стресс.