Нет, сейчас перед Прянишниковым был уже не прежний больной и одинокий чудак профессор, в охотку куролесивший на заштатной кафедре почвоведения Московского сельскохозяйственного института. Это был жестокий и опасный в своем фанатическом ослеплении противник, надеявшийся на всесильную поддержку, и тут уже нельзя было ни прощать, ни отмалчиваться.
Приходилось давать бой.
Судьба Дояренко, Тулайкова, Цинцадзе, а также многих других корифеев отечественной сельскохозяйственной науки, разделивших их участь, яснее любых комментариев говорит о том гражданском мужестве, которое требовал этот неравный поединок.
Прянишников, не колеблясь, принял вызов.
Теперь, когда читатель, даже далекий от проблем сельского хозяйства, уже не нуждается в разъяснении простейших понятий, мы сведем спор между двумя по-своему знаменитыми, по-разному прославленными светилами ученого мира к своеобразному диалогу, публикуемому почти без ремарок и комментариев. Этот диалог развертывался на страницах печати, он происходил на ученых собраниях, он вырывался из стен лабораторий в шумные студенческие кружки.
От одной реплики до другой подчас проходили месяцы, но спор шел, и к нему прислушивались тысячи людей — с недоумением, с горечью, со злорадством. Бывало всякое… Ведь на одной стороне выступала вдохновенная, оскорбленная и недоумевающая наука. На другой — непоколебимая, упорная, слепо предвзятая метафизика. Ей придавал обманчивую силу ярлык «диалектического материализма», которым она прикрывалась. Враги материализма и недруги советского строя охотно приводили фантасмагорические измышления Вильямса, сопровождаемые ссылками на диалектический материализм, как наглядное доказательство несостоятельности великого и единственно верного научного метода. Но диалектический материализм был здесь совершенно ни при чем. Он не мог отвечать за то, что Вильямс и его ретивые и неумные поклонники беззастенчиво жонглировали законами диалектики. В их цветистых формулах уже хотя бы по одному тому не могло быть ни грана диалектики, что они не заключали в себе реального материалистического содержания. Законы материалистической диалектики могут проявиться только в реально существующих процессах и явлениях природы. Они могут описывать их реальные связи, но там, где исчезает самая материалистическая основа познания, там приходится вспомнить реплику Тимирязева, обращенную к писаниям германских натурфилософов. Вслед за Гамлетом он горестно восклицал: «Слова, слова, одни слова!»
Если бы спор, развеивающий эту словесную шелуху, развертывался в обстановке нормальной научной жизни, его исход был бы предрешен. Истина не может не восторжествовать при естественном порядке развития науки. Она доступна всем. Она подлежит ничем не ограниченной проверке. Она демократична в самой своей основе. На ее пути может встать только произвол. И увы! Это произошло. Но не будем опережать события.
В старину научные трактаты излагались именно так, в виде диалогов, как собираемся поступить сейчас и мы. Разница только в том, что в приводимом диалоге будут участвовать не статисты, а реальные, живые люди, наши современники, участники драматических событий, развернувшихся в науке и в народном хозяйстве великой страны.
Положение было далеко не шуточное, и скоро все корректные псевдонимы были отброшены. Противники выступили с открытыми забралами. И мы позволим себе представить читателю этот драматический диалог без ссылок на статьи, доклады и речи, произнесенные и напечатанные в разных местах, но относящиеся примерно к одному времени. Мы воспользуемся для этого точно воспроизведенными выдержками, опуская лишь второстепенные и вводные предложения.
Вот некоторые штрихи этого спора:
ВИЛЬЯМС: «Нельзя рассматривать систему, как это делают эклектики и механисты в агрономии… как набор случайных,
механически сцепленных приемов, выросших в условиях парцеллярного (то есть мелкого. —