Президент Линкольн: охотник на вампиров

Первые десятилетия американского государства были временем безграничных, казалось бы, возможностей. К тому моменту, как Авраам Линкольн появился на свет, Бостон и Филадельфия менее чем за десять лет увеличились вдвое. Население Нью-Йорка за тот же период возросло втрое. Города сделались оживленными и процветающими. «На каждого фермера найдется два галантерейщика; на каждого кузнеца — оперный театр», — шутил Вашингтон Ирвинг в своем нью-йоркском журнале «Салмагунди».

Но рост городского населения нес с собой опасность. Как и жители Лондона, Парижа и Рима, американские горожане столкнулись с растущим уровнем преступности. Список возглавляли кражи. Отпечатки пальцев еще не снимали, камер наблюдения не было, и воров ограничивала лишь собственная совесть и изобретательность. Сообщения о грабежах даже не попадали в газеты, разве что жертва оказывалась знаменитостью.

Сохранилась история о пожилой вдове по имени Агнес Пэндел Браун, проживавшей вдвоем с дворецким (своим ровесником, к тому же глухим как тетерев) в трехэтажном кирпичном особняке на Амстердам-авеню. 2 декабря 1799 года Агнес и дворецкий улеглись спать — хозяйка на третьем этаже, а слуга на первом. Проснувшись на следующее утро, они обнаружили, что исчезла вся мебель, картины, одежда, посуда и подсвечники (вместе со свечами). Легконогие грабители оставили в доме только кровати, в которых спали сама Агнес и старый дворецкий.

Случались и убийства. До Войны за независимость они были редкостью в американских городах (точное число жертв назвать невозможно, однако три бостонские газеты за период с 1775 по 1780 г. упоминают всего одиннадцать случаев, причем десять дел было тут же раскрыто). Большинство убийств диктовалось вопросами чести: дуэли, вендетты. Чаще всего даже обвинения не выдвигались. Законы в начале девятнадцатого века были довольно расплывчатыми и в отсутствие регулярной полиции практически не приводились в исполнение. Надо отметить, что убийство раба не считалось преступлением ни при каких обстоятельствах. Это называли «нанесением вреда имуществу».

Как только Америка отвоевала свою независимость, начали происходить странные вещи. Количество убийств в городах возросло буквально в одночасье. В отличие от старого доброго «кровопролития в защиту чести», новые преступления казались бессмысленными и беспричинными. С 1802 по 1807 г. в одном только Нью-Йорке зафиксировано рекордное количество нераскрытых убийств — двести четыре. Ни свидетелей, ни мотивов преступления, а зачастую и отсутствие видимой причины смерти. Сыщики (в большинстве своем необученные добровольцы) не вели записей, так что никаких материалов по этим делам не сохранилось, кроме пачки выцветших газетных статей. Одна, например, из «Нью-Йорк спектэйтор», описывает панику, охватившую город к июлю 1806 г.:

Некий мистер Строукс, проживающий в доме 210 по Десятой улице, совершая утренний моцион, обнаружил несчастную жертву, мулатку. Джентльмен отметил, что глаза женщины были широко раскрыты, а тело сделалось твердым, будто высохло на солнце. Констебль по фамилии Макли сообщил мне, что ни около бедняжки, ни на ее одежде не было найдено следов крови. Единственным повреждением оказалась небольшая царапинка на запястье. В этом году подобный конец встретила уже сорок вторая жертва. Почтенный Дьюитт Клинтон, наш мэр, обращается к добрым горожанам с просьбой не ослаблять бдительности, пока негодяя не схватят. Женщинам и детям советуем совершать прогулки в сопровождении джентльмена, а джентльменам не рекомендуется ходить в одиночку после наступления сумерек.

Описание зловеще напоминает дюжину других случаев, зафиксированных тем же летом. Ни повреждений. Ни крови. Открытые глаза, застывшее тело. Маска ужаса на лице. В отношении жертв прослеживалась закономерность: все они были вольными неграми, бродягами, проститутками, путешественниками или слабоумными — людьми без друзей в городе, без родни. Их гибель не вызывала бурного негодования общественности. И Нью-Йорк не был одинок в своем несчастье. Сходные статьи тем летом наводнили газеты в Бостоне и Филадельфии, а встревоженные горожане пересказывали одни и те же истории. Шептались о неуловимом маньяке. Об иноземных шпионах.

Поговаривали даже о вампирах.

II