Презент

Вдруг один из щенков зарычал, ощетинился и бросился под крыльцо. Захлёбываясь совсем ещё не страшной яростью, он вытащил завалявшуюся красную суконную тряпочку, и Харлампий узнал в ней донышко той папахи, что служила берлогой Презенту. И стало ему не по себе. Он прошёлся по двору. Снег скрипел и сбивался комками на его чириках… Непонятная, злая тоска, как в брянских лесах, когда томился он вдали от дома, навалилась на Харлампия.

— Даша, — спросил он, — а где те деньги, что я из города привёз?

— В комоде, — странным голосом ответила жена.

И ещё тревожнее стало сотнику, потому что обычно жена прятала деньги за икону Николая-чудотворца, который строго смотрел из угла: всё ли в порядке дома.

— Пойду спрошу, чего в газетах пишут, — сказал он и пошёл через весь хутор к учителю, который когда-то учил его грамоте и которого Харлампий уважал наравне с отцом.

— Что это за компенсация такая? — спросил он, когда они выпили по третьей чашке морковного чая, сиротского напитка голодных лет.

Учитель объяснил, что, когда Харлампий отдал Балабону свою корову, это была компенсация за ущерб.

— А деньгами может быть эта компенсация? — спросил Харлампий, надеясь, что учитель скажет такие слова, которые снимут его тоску.

Но учитель сказал:

— Может! Ты, например, сапоги или барана покупаешь — деньги платишь. Стало быть, компенсируешь затраты материала и трудов.

Ночью Харлампий проснулся, будто его в бок толкнули. Тихо пиликал сверчок, густая темнота стояла в хате.

— Даша! — позвал Харлампий. — Даша… Выходит, я его продал! — Харлампий похолодел от собственных слов. — За тридцать червонцев продал!

Жена не отозвалась, делая вид, что спит, и страдая оттого, что, может быть, первый раз в жизни не знает, как помочь мужу.

18

С этого дня Харлампий как захворал. Всё стало валиться у него из рук. Вяло взмахивал он цепом, когда обмолачивал снопы. Три дня набивал ободья на колёса, а прежде сделал бы это шутя, за три часа.

Странное оцепенение овладело им. Он мог застыть с поднятой ложкой в руке и уставиться в угол, так и не донеся её до рта. Мог часами сидеть, прислонясь к печи. Ему вспоминался запах мокрой медвежьей шкуры и замшевые пятки Презента, его смешная прискочка и ворчание, залитая водой поляна и крошечный медвежонок на коряге или крыша вагона и бутылки молока, что подавали пассажиры.

И над всем этим, заслоняя, вставало суетливое прощание и взгляд медвежонка, когда искал он глазами хозяина, чтобы защитил он его от ведущих в неизвестное людей.

— Господи! — шептал Харлампий. — Зачем я его взял тогда из лесу? Зачем?

Он похудел, стал тревожно спать. А проснувшись среди ночи, всё представлял, как два красноармейца уводят медвежонка, а тот оглядывается, словно зовёт. Иногда, в отсутствие жены, открывал Харлампий комод и доставал проклятые червонцы. Он хотел бросить их в печку или раздать нищим, но не мог, не решался. Он пересчитывал деньги и клал их обратно. Они жгли ему руки.

— Харлаша! — не выдержала наконец жена. — Съезди в город! Проведай Мишу! Поглянь, как ему там… Может, и тоска твоя пропадёт. Может, и не виноватый ты вовсе.

19

Город и летом не блистал красотами, а зимой и совсем показался Харлампию жутким. Грязный снег сугробами лежал вдоль улиц, угольная пыль густо запорошила его. Сажные, взъерошенные воробьи копошились в навозных кучах. Облезлые кирпичные дома в густой завеси сосулек угрюмо смотрели на редких прохожих.

Зоопарк помещался в парке бывшего Дворянского собрания. Издалека был виден сквозь голые ветви длинный дощатый забор. Пёстрые плакаты, нарисованные от руки, покрывали его, и, хоть краска на них почти смылась, Харлампий прочитал, что они объясняют, как человек произошёл от обезьяны в результате борьбы за существование.

С обезьяны начиналась и выставка зверей. В большом сарае, что отапливался «буржуйкой», стояла клетка с макакой, которая печально куталась в одеяло.

Стайки экскурсантов — в основном мальцы школьники — переходили от клетки к клетке.

…Харлампий увидел Презента. Медведь лежал на исцарапанном когтями полу, уткнув нос в лапы. Большая коряга стояла посреди клетки с толстыми прутьями решётки. Вода была налита в корыто. «Презент. Медведь бурый. Хищник. Кормить воспрещается», — сообщала надпись.

— А это медведь обыкновенный, — сказала экскурсовод, и конопатые носы пионеров повернулись в сторону Презента.

Медведь встал, походил по клетке. Он сильно вырос, но шерсть его утратила прежний блеск, а походка — весёлость. Он повернулся к экскурсантам и стал качать головой из стороны в сторону, выпрашивать подачку.

Вдруг он замер. Потом рявкнул, встал на задние лапы, прижался к прутьям решётки и застонал… Он увидел Харлампия!

Ветром перелетел казак через барьер ограждения! Отшвырнул сторожа и, просунув руки сквозь прутья, обнял своего друга. Медведь тоже просунул лапы через решётку и положил их на плечи хозяину…

И заплакал человек! Запричитал в голос! Слёзы потекли по его бороде.