– Ты сказал, что сейчас книговодством занимаешься. Сколько оно тебе дает? – спросил Мечислав Николаевич.
– Рублей шестьдесят-восемьдесят в месяц.
– Так зачем же она тебе сдалась, прежняя служба-то? Ты что, снова хочешь с утра до ночи по городу бегать за пятьдесят рублей?
Приходько хмыкнул:
– А коли взяли бы меня взад, я бы это свое жалованье вам, ваше благородие, отдавал бы.
«…Полагая, что «ротмистр», проявивший большую осведомленность по части производства обысков, мог принадлежать к числу уволенных со службы полицейских чинов, я начал розыск в этом направлении. Опросив участвовавших в обыске нижних чинов и услышав от них о приметах «ротмистра», я вспомнил о бывшем полицейском надзирателе Приходько, уволенном в прошлом году со службы. А после того, как бывший пристав Ярыжко рассказал мне, что Приходько вышел в отставку именно на основании его рапорта, я укрепился в своей уверенности. Достав в личном деле карточку Приходько, я приказал подчиненным мне чинам сыскной полиции обойти магазины офицерских вещей, и в одном из них – на Широкой линии Апраксина рынка, приказчики узнали в Приходько покупателя портупеи, погон и жандармской фуражки. Узнав адрес прописки Приходько, я распорядился произвести у него обыск, который дал блестящие результаты – вверенный мне полицейский надзиратель Евсеев нашел у Приходько китель, и фуражку, и большую часть похищенных денег. Приходько я довел до полного сознания, и он рассказал мне следующее: «Книговодство, которым я в последнее время занялся, меня не удовлетворяло.
Я искал живого дела, месяц назад явился в канцелярию градоначальства и подал прошение о зачислении в штат надзирателей. Прошение возвратили обратно. Спустя неделю я встретился на улице с Ярыжко, который похвастался, что его назначили участковым приставом в Петербургскую часть, и всячески надо мной изгалялся. После этого я стал думать, как бы учинить нечто такое, что доказало бы, что пристав Ярыжко не на своем месте. Я избрал орудием мести господина Бухштаб…»
Шереметвский дочитал рапорт и встал из-за стола:
– Молодец, Мечислав Николаевич, умница! Я немедленно доложу его превосходительству! Можете рассчитывать на награду.
Глава 5
Квартира Сиверсов располагалась в задних комнатах аптеки и вся пропахла лекарствами. Сыскные нагрянули туда рано утром и переполошили всю семью. Адольф оказался постарше своего друга – согласно виду на жительство ему было двадцать пять лет. В отличие от своего батюшки, который при виде чинов полиции начал трястись и охать, молодой Сиверс нежданных гостей не испугался и, что называется, стал «качать права».
Начали обыск. Копавшийся в письменном столе молодого Сиверса сыскной надзиратель извлек на свет божий бархатный альбом, наполненный старинными монетами, и подал его Мечиславу Николаевичу. Монет было немного – не больше сотни. Все они были с немецкой педантичностью рассортированы по номиналу и году выпуска. Чиновник для поручений перевернул несколько тяжелых листов и удовлетворенно хмыкнул:
– Получается, и правда бандиты у Хромова монеты забрали, а то я уж стал на наших грешить. А он, пожалуй, всю эту кашу и заварил. – Кунцевич внимательно оглядывал Адольфа. – Набрал пацанов молодых, запудрил им мозги и послал на дело. Если это так, то где-то здесь мы должны найти пятьдесят тысяч.
– Это ваше? – спросил он у сына аптекаря.
– Да, монеты мои. Я нумизмат, это разве запрещено? – возмутился Сиверс. – Впрочем, вам, видимо, незнакомо это слово. Нумизмат, это …
Едва сдерживая ярость, Кунцевич перебил:
– Хоть у мово батюшки аптеков не было и учил он меня на медные деньги, однако ж выучил, поэтому, кто такие нумизматы, я знаю. Более того, не так давно я прочел в Публичной библиотеке несколько статей по этой теме и даже стал немножко разбираться в старых деньгах. Вот-с, например. – Чиновник для поручений достал из альбома невзрачную монету. – Три копейки, тысяча восемьсот сорокового года выпуска. Казалось бы, монетка так себе, медная, мелкая. А меж тем ее каталожная цена – шестьдесят рублей! А почему? Да потому, что под цифрами, год обозначающими, нету буковок «СПБ». Впрочем, такие монетки и с буквами за красненькую продаются. А вот эта – вообще двухкопеечная, но стоит еще больше, до ста рублей за нее взять можно. Ну и наконец – копеечка, при государе императоре Александре Благословенном чеканенная. Так она целых сто семьдесят пять рублей стоит! А теперь спросите меня, на кой мне, человеку, уже не очень молодому, надо было всю эту премудрость изучать?
Сиверс стоял и хлопал глазами.
– Не хотите спрашивать? Тогда я вам без спросу отвечу – а все потому, что я эти монеты почти месяц ищу. Похищены они были у господина Хромова, точнее с его бездыханного тела. Впрочем, что я вам рассказываю, вам это и без меня прекрасно известно.
Аптекарский сын наконец перестал хлопать глазами:
– Вы о чем?
– О разбойном нападении на кассира завода Нобеля, имевшем место быть двадцать третьего сего апреля на Выборгской. Неужели вы об этом ничего не слышали?
– Слышал… В газетах читал… – Сиверс опустил голову и задумался.