— Как ты смеешь? — жутким шепотом спросил он. — Как ты смеешь так говорить в присутствии моей жены и моей семьи? В тебе нет ни капли стыда? — Он указал на дверь трясущейся рукой: — Ступайте в свою комнату, мисс! Немедленно!
Меня как громом поразило. Я поняла! Я вела себя, как последняя дура. У английских джентльменов нет наложниц. Если бы я подумала, если бы я решилась подумать, я бы вспомнила. Но по своей глупости, узнав, что меня купил богатый человек, я решила, что меня купили для того, для чего купили бы в Китае. Поэтому я запрещала себе думать о будущем.
Ярость мистера Грешема привела меня в такое оцепенение, что я не чувствовала под собой ног. Я взглянула на Аманду и увидела, что даже она испугана. Эдмунд вытер платком лоб и сказал:
— Отец, я думаю, мы должны принять во внимание…
— Помолчи, Эдмунд! — оборвал его мистер Грешем. — Не смей оправдывать бесстыдные разговоры за моим столом! Здесь, под моей крышей, в присутствии твоей матери, этот… этот испорченный ребенок заявляет, что я купил ее с гнусной целью!
Мой голос, когда я смогла говорить, звучал не громче шепота:
— Я умоляю вас простить меня, мистер Грешем. Я привыкла, что в Китае…
— Довольно! — закричал он. — Нечего разыгрывать из себя невинность, мисс! В свою комнату, немедленно!
За моей спиной раздался голос Марша:
— Пожалуйте, мисс Люси, — он отодвинул стул, чтобы я встала. Я повернулась к нему, он был спокойным, как обычно. Он проводил меня до двери и открыл ее. Мистер Грешем хрипло сказал:
— Оставьте нас, Марш. Я позвоню, если вы понадобитесь.
Дворецкий ответил:
— Хорошо, сэр, — и вышел вслед за мной. Дверь еще не закрылась, как миссис Грешем заговорила. В ее голосе слышались страдальческие нотки:
— Господи, Чарльз, что ты наделал? Я умоляла тебя подумать. Что за существо ты навязал нам?
Я медленно шла через холл к большой лестнице. Я была в отчаянии. Теперь я понимала свою ошибку. Но почему она вызвала такой шок? Что такого гнусного в наложнице? Китайские девушки, покидая миссию, радовались, когда их брали в наложницы, а не в батрачки. Я сама предпочла бы стать батрачкой, но разумно объяснить почему, не смогла бы. Может быть, это врожденный инстинкт или кровь, кровь чужой, заставляет меня думать именно так:
Я была уже у лестницы, когда услышала:
— Мисс Люси!
Я оглянулась. Мистер Марш проводил меня до лестницы и теперь смотрел на меня сверху вниз со странным выражением, в котором за суровостью я увидела что-то похожее на сочувствие, удивление и даже радость.
— Не переживайте сильно, мисс Люси, — сказал он, — я полагаю, мистер Эдмунд уже понял, что ваше оскорбление было не намеренным, что вы по-другому воспитаны. Он обязательно поговорит с хозяином, когда мистер Грешем остынет.
Моя благодарность была настолько сильна, что у меня выступили слезы.
— Вы очень добры, мистер Марш.
Он улыбнулся.
— Только слуги зовут меня так. Для вас я — Марш.
— О, сэр, я не могу: вы — мужчина, старше…
— Вы уже не в Китае, мисс Люси. Для своего же блага вы должны вести себя так, как того требует ваше положение здесь.
— Да. Извините. Мне так тяжело, — мой голос задрожал, и я глубоко вздохнула, чтобы успокоиться. — Я знаю, что вела себя глупо. Но что мне делать? Что бы я ни сказала, они сердятся, особенно миссис Грешем. Она считает, что я все выдумываю.
— Что выдумываете, мисс Люси?
— Ну… Эмили спросила, видела ли я палача, и, когда я сказала правду, миссис Грешем рассердилась и сказала, что это глупая выдумка. А вечером они все на меня рассердились за то, что я сказала, что кролик вкуснее кошки.
— Не удивительно, что они вам не верят, мисс Люси.
— Но вы мне верите, мистер Марш? — спросила я. — Извините… Марш.
— Это уже лучше. Да, конечно, я вам верю, мисс Люси. Я знаю Гонконг, Шанхай, Порт Саид, Бомбей и еще много таких мест по всему миру. — Увидев, что я удивлена, он объяснил: — Я не всегда был дворецким, мисс Люси. Я долго служил в армии денщиком и много путешествовал. — Он стряхнул невидимую пылинку с рукава. — Могу я дать вам один совет? Вы живете в английской семье, принадлежащей к высшему классу. У них есть свои достоинства и недостатки. Одним из недостатков является некоторая слепота по отношению к тому, что находится за пределами их маленького мира. В глубине души они верят, что Бог — это английский джентльмен, а отсюда следует, что их обычаи и традиции священны.
Я была потрясена тем, как мистер Марш говорил: как образованный джентльмен, а не как слуга. Он, наверное, снова заметил мое удивление, потому что замолчал, затем сказал:
— Вас, наверное, удивляет, что слуга может выражаться подобным образом, мисс Люси? Мне повезло, я служил офицеру, который к тому же был ученым — редкое сочетание, должен заметить. Я старался походить на него и научился свободно и легко разговаривать. Он оказал мне честь своей дружбой, и мы провели много часов в беседах за годы нашей совместной службы.
Я вспомнила мисс Протеро, обучавшую меня искусству беседы, и сказала:
— Да, я понимаю, мистер Марш.
— Марш, — резко поправил он.
— О, извините, Марш.
Он удовлетворенно улыбнулся, затем сказал: