Превратности судьбы

— Извините, я не хотела быть мрачной, миссис Феншоу, — как заведенная сказала я, но чувствовала, что лицо мое остается замороженным и ничего не могла с ним сделать. — Пожалуйста, не думайте, что я такая неблагодарная. Но разве я не могу остаться и помогать вам? Пожалуйста?! Я уверена, что смогу быть вам полезной.

Ответил мне мистер Феншоу. Видно было, что он расстроился, но в его голосе звучало сочувствие:

— Боюсь, что нет, моя дорогая. Видишь ли, мистер Грешем обеспечивает начальный капитал, который дает возможность продлить работу миссии мисс Протеро, но его щедрость зависит от того, согласишься ли ты поехать в Англию, как член его семьи. Было заключено соглашение. И что же, теперь ты хочешь, чтобы мы уехали и дети остались с тобой без всякой помощи на долгие годы? Я уверен, что нет, если ты их любишь. А мы смогли в этом убедиться.

Надежда умирала, потому что я понимала, как малодушно просить разрешения остаться. Я всегда была уверена в том, что мисс Протеро совершала ошибку, отказываясь продавать наших девочек в наложницы или прислугу, когда они взрослели и их уже нельзя было держать в миссии. Мы отдавали их бесплатно, а результат был тот же. Два дня назад я жалела, что не могу продать Юлан. А сейчас должны продать меня, и я вряд ли буду жаловаться, потому что цена, которую за меня дают, позволит миссии просуществовать несколько спокойных лет. Я подумала мимоходом: «Что представляет собой мистер Грешем?» — и быстро прогнала прочь мысль о нем.

Я попробовала улыбнуться и ответила:

— Да, я понимаю, сэр. Когда я еду?

— Через несколько дней. Я отвезу тебя на вокзал в Янгсу. Миссия пришлет кого-нибудь. Тебя там встретят, и вы поедете на поезде в Тяньцзинь. — Он улыбнулся мне ободряюще. — Ты когда-нибудь видела море?

Я отрицательно покачала головой.

— Это будет настоящее приключение, Люси. Ты отправишься домой на пароходе. Замечательная Транссибирская магистраль будет завершена только через год или два. Двое наших миссионеров возвращаются в Англию, они будут сопровождать тебя, и, я уверен, ты прекрасно проведешь время.

Я сказала:

— Благодарю вас, сэр, — и поднялась со стула. Чувствовала я себя странно, как будто мозг мой уснул, и я могла ни о чем не думать, ни о чем не волноваться. С трудом вспомнив о гостеприимстве, я сказала: — Вам и вашим друзьям нужно где-то спать. Здесь спальня мисс Протеро, я сменила простыни. Боюсь, они старые и штопаные, но чистые. Есть еще несколько комнат, но там — ни матрасов, ни постелей. Я знаю, вы что-то привезли с собой. Показать вам комнаты?

— Ни к чему, милочка, — твердо сказала миссис Феншоу. — Я осмотрела все здание. Ты можешь не волноваться. Я все устрою.

— Очень хорошо, миссис Феншоу. Я возьму с собой младенца, ночью покормлю, у нас есть материнское молоко в кухне.

— Ты не сделаешь ничего подобного, Люси, — заявила она, но совсем не зло. — Одна из китайских девушек проследит за всем. А теперь — в постель, дитя мое, ты, должно быть, устала.

Я уснула быстро, но спала плохо. Мне снились тревожные сны, и я проснулась утром с облегчением. В моих снах все перепуталось и пугало: мисс Протеро встала из гроба и колотила, как безумная, по фисгармонии; Роберт Фолкон верхом (золотистые волосы, как нимб над его головой) преследовал меня в бесконечном лесу, угрожая длинным мечом, пока, наконец, я не нашла убежище в большом красном склепе и тут же наткнулась на мандарина в блестящем синем шелковом кимоно, преградившего мне путь. Он прижимал маску к лицу, и я подумала, что это мандарин Хуан Кунг, но, когда он опустил маску, я увидела лицо Николаса Сэбина, за которого вышла замуж и который уже умер. Он рассмеялся, глаза смотрели злобно. Он сказал: «Тебя предупреждали, Люси! Тебя предупреждали!» Я отвернулась и снова бросилась бежать. Но теперь кругом был туман, и тонкий голос, доносившийся неизвестно откуда, завывал: «Над ним разверзся мир златой, Хранимый медвежонком в небесах…» Голос пропал, туман рассеялся, и я очутилась в приемной доктора Ленгдона. Он растворял золотые соверены в стеклянной банке с зеленой жидкостью. Путаница ночных кошмаров привела меня к дому, который я знала по загадочному рисунку. Дом назывался «Луноловы». Я вошла и оказалась в толпе чужаков, англичан, которые не видели и не слышали меня. Они проходили сквозь меня, словно я была привидением.

Утром я достала кусок грубого холста с изображением «Луноловов». Он, бывало, приносил мне успокоение, хотя я и не знала почему. Сегодня же, глядя на него, я почувствовала беспокойство, почти страх. Я сказала себе, что это из-за того, что он напоминает Мне о незнакомой земле, в которой мне скоро придется столкнутся с другой, новой для меня жизнью, и убрала рисунок.