Превратности судьбы

Доктор Ленгдон подошел к зарешеченной двери. Он задыхался, как будто всю дорогу бежал.

— О боже! Значит, это правда! — воскликнул он, голос его прервался. — Я пошел тебя искать, когда ты не пришла за лекарством… — Он вытер пот со лба. — Кто-то мне сказал, что на улице ювелиров поймали девушку-иностранку, которая пыталась что-то украсть. Ах, Люси… что ты наделала, дитя мое?

Мне было так стыдно, что я не смогла ничего ответить. Он прислонил голову к решетке, закрыл глаза и снова произнес:

— О господи! — Это был крик отчаяния. Я поняла, что он думает о том, что может со мной случиться.

Из соседней камеры раздался голос мистера Сэбина:

— Мы сэкономили полсоверена и много времени, Люси. Представь меня своему другу.

Думаю, что доктор Ленгдон так волновался за меня, что не удивился, обнаружив в соседней камере англичанина. Но я навсегда запомню выражение лица доктора, когда мистер Сэбин вложил в его руку соверены. Впереди меня ждала новая жизнь, о которой я даже не мечтала. Большинство людей назвали бы то, что произошло со мной в ближайшем будущем, чудом или невероятной удачей. Для меня же новая жизнь была трудной и пугала меня гораздо больше, чем неприятности, которые мне пришлось до этого пережить. Впоследствии мне часто приходилось вспоминать доктора Ленгдона и это мгновение, когда его усталое взволнованное лицо вдруг просветлело, потому что ему дали золото, которое меня спасло.

Он взглянул на англичанина и сказал:

— Не знаю, как вас отблагодарить.

— К черту вашу благодарность! — голос мистера Сэбина звучал тихо и грубо. — Она считает вас своим другом. Почему вы ей не помогли? Почему допустили, чтобы она воровала? А что другие европейцы? А ваш посол, или мой? Тощая обезьянка, одна во всем мире, с кучей ребятишек и умирающей женщиной, полностью зависящими от нее! Она рискует лишиться руки… руки, черт бы вас побрал, чтобы прокормить их еще несколько дней, и всем наплевать!

— Мне не наплевать, мистер Сэбин, — сказал устало доктор Ленгдон, в его голосе не было обиды. — К своему стыду, я не знал, что дела настолько плохи. Но мне совсем не все равно.

— Если вам не все равно, почему же вы не знали, что дела настолько плохи?

Я быстро сказала:

— Я не говорила доктору Ленгдону. Я никому не говорила, сэр.

Доктор Ленгдон покачал головой и криво улыбнулся.

— Не защищай меня, Люси. — Он посмотрел на мистера Сэбина: — Вы молоды и не знаете Китая. Вы не знаете, что делает эта страна с людьми. Когда каждый год миллион человек умирает от голода, ваши чувства притупляются. Не должны, но это так. Что касается Люси, это моя вина. Но это — в прошлом. Я собираюсь вытащить ее из этой страны и отправить домой в Англию. Я пока не знаю как. Но я сделаю, даже если это будет последним делом в моей жизни.

— Сначала вытащите ее из этой тюрьмы, — оборвал его мистер Сэбин. — Она говорит, что если вы пойдете к ювелиру…

Доктор Ленгдон нетерпеливо поднял руку, призывая мистера Сэбина замолчать.

— Мне не нужно ничего объяснять, молодой человек. Я здесь поселился задолго до того, как родилась Люси. И я знаю, кого нужно подмаслить.

— Хорошо. — Мистер Сэбин повернулся к крошечному окошку. На клочке неба, заглядывавшего к нам из оконца, появились первые звезды. — Уже темнеет, — сказал он. — За вечер успеете?

— Не волнуйтесь, — доктор Ленгдон погладил карман, в котором лежали соверены. — Когда говорят деньги, китайцы не спят. — Он собрался уходить, затем остановился, оглянулся и посмотрел на меня и мистера Сэбина, стоящих у дверей своих камер. — Я уверен, что Люси поблагодарит вас сама. Но я хочу сказать вам спасибо от себя, мистер Сэбин. Я отдал последние полдоллара надзирателю, чтобы он меня сюда пустил. И если бы не ваша щедрость, мне бы самому пришлось заняться воровством. Сомневаюсь, чтобы у меня хорошо получилось.

Он ушел энергичной походкой, и я слышала, как он разговаривал с надзирателем тоном человека, который может себе позволить заплатить за все, что он хочет. Я подошла к решетке, разделявшей наши камеры, и сказала:

— Как же мне благодарить вас, мистер Сэбин? Мне кажется, что и слов таких хороших на свете нет.

Я заплакала. Я кусала губы, чтобы он не услышал, но он все-таки услышал, потому что подошел к решетке и взял мою руку в свою.

— Как правило, барышни плачут, когда им плохо, — сказал он. — Ты же ревешь сейчас, когда знаешь, что все будет хорошо.

— Из… из-вините меня, пожалуйста, мистер Сэбин, — заикаясь, сказала я. — Вообще-то, я никогда не плачу.

— Ничего удивительного, если только ты не бережешь слезы до лучших времен, — сухо сказал он, — которые, похоже, для тебя пока не наступили. Вот, возьми мой платок, он больше твоего, у меня есть еще.

— Спасибо, мистер Сэбин. — Я взяла квадратик ткани, который он протянул мне через прутья. — Вы… вы, правда считаете, что я похожа на тощую обезьяну?

Он не ответил и вдруг посмотрел на меня широко открытыми глазами.

— На кого?

— На тощую обезьяну.

— Кто тебе это сказал?

— Вы, сэр. Только что.

— Я? Господи! С чего это вдруг мне пришла в голову такая глупость?

— Не знаю, сэр.