Превратности судьбы и недоразумения

Да откуда я могу знать?!

— Это "штучка", — тупо ответила я. — А что?

Счастливчик радостно рассмеялся. Он не спешил раскрывать карты, решил потомить нас.

— Что это, Счастливчик? — Не выдержала Ари.

Она выхватила у меня из рук капсулу и принялась рассматривать, видимо, надеясь самостоятельно найти ответ на вопрос. Ничего подходящего в голову не приходило. Кто их знает этих гело, до чего они могли додуматься! С такими изощрёнными мозгами это может быть чем угодно: приправой к супу или аромотизатором воздуха.

— Да не томи! — Вырвалось у меня.

— Эх, вы! — наигранно вздохнул он. — Несообразительный вы народ, неинтересный. Не можете, что ли включить мозги на полную катушку? Это…

И тут повисла длинная мучительная пауза. Я уже готова была его прихлопнуть, как надоедливую муху. Где это он успел освоить систему Станиславского? Ишь, как тянет паузу, нагнетает напряжение!

— Пришибу! — Вырвалось у Ирфа. — Ей, Богу, пришибу!

— Это — причина всех бед на этой планете. Это — источник той эпидемии безумия, которую вы все здесь наблюдали.

И замолчал, наслаждаясь произведённым эффектом. А я так ничего и не поняла. А при чём же тут "плохая вода"?

— А, при том, Санечка, что это — память покойных гело! Раствори эту капсулу в воде и выпей.

— Ага, сейчас. Делать мне больше нечего. А, что будет?

Счастливчик уселся мне на голову и застрекотал во всю! Ирф весь напрягся и я с ужасом подумала, что, если он решит прихлопнуть ящерицу прямо у меня на голове, то хана придёт обоим, моя многострадальная голова треснет, как перезревший арбуз.

— Будет то, что к тебе перейдёт память одного из наших мертвяков. Но ты только представь себе, что было бы, если бы я растворил здесь не одну капсулу, а сотню!

Я представила и ужаснулась. Бардак бы был, я бы просто свихнулась. Чужие воспоминания, наверное, вытеснили бы мои собственные, а чувства запутались бы во всём этом, и бедная моя душа просто сбежала бы от меня в ужасе и смятении.

— Видишь ли, — продолжил Счастливчик, — видимо, во время землетрясения вскрылись некоторые хранилища, и часть этих запасов памяти оказалась на поверхности, потом достаточно хорошего дождя, не говоря уж о наводнении, и все закрытые водоёмы в округе окажутся заражёнными. Родникам и рекам это не грозит — там вода проточная, а вот пруды и колодцы…

Я вспомнила, что видела у этих самых гело, когда забавлялась, рассматривая картинки их жизни, и до меня вдруг дошло!

— Ребята, теперь я понимаю, почему наши «баклажаны» стали каннибалами!

— Кто? — Переспросил Соф.

— А, это я так местных называю. Есть у нас на Земле такой овощ — баклажан называется, фиолетовый.

— Сама ты овощ! — Решил заступиться он за свою новую родню.

— Ну, надо же мне их как-то называть, — начала я оправдываться, — хорошо, если тебе не нравится, то пусть будут просто баклы.

Наконец-то в разговор решил вмешаться и Тирто. Он хмуро и требовательно поинтересовался:

— Почему они стали вдруг есть друг друга? Я этого понять не могу.

— Чего тут понимать, — взвилась я, — вспомни, ведь баклы были для гело всего лишь домашней скотиной, они их ели. Извини, Тирто, я понимаю, что тебе это слышать неприятно, но из песни слова не выкинешь.

Наступила тишина, все задумались, представляя, что на самом деле произошло здесь. Картинка вырисовывалась мрачная и почти безнадёжная. Как нам теперь избавить местное население от этой напасти? Запретить пить воду? Точно! Объяснить ситуацию, пусть теперь пьют только из рек и родников, тем более, что из того вонючего пруда я бы не рискнула напиться даже, без всякой там памяти предков. Хотя!..

— Счастливчик, что-то тут не так. Я как-то в самом начале, пила эту воду и ничего. Как ты это объяснишь?

— Очень просто. В самом начале, если я не ошибаюсь, твой скарр был в полном порядке. Верно?

Ах, да, я совершенно о нём забыла. Он-то и спас меня от этого безумия. Спасибо тебе, миленький! А «миленький», как и прежде сладко спал и не собирался просыпаться. Ах, мать твою, чтобы тебе снились только кошмары! Когда же ты, наконец, проснёшься?! Где-то в прохладном полумраке моего разума мирно спало непостижимое и гораздо более чужое, чем гело, существо, но мне это не мешало. Его память открывалась мне постепенно, в процессе кропотливой учёбы и становилась моей собственной. Поначалу я так старательно его искала, но выудить скарра не так-то просто. Я порой даже сомневалась в его реальности. Приставала ко всем: "А вдруг и нет никаких скарров?". Так продолжалось до тех пор, пока я своими собственными глазами их не увидела. И когда они, наконец-то, стали для меня реальными и настоящими, я успокоилась и стала воспринимать всё, как данность.

— Что делать будем? — Разорвал тишину громкий голос Ирфа. — Мне всё это уже надоело!

Понимая своего нетерпеливого друга, Счастливчик застрекотал ему какую-то нежную песню своего народа, но успокоить Ирфа — занятие не из лёгких, он продолжал ворчать и ругаться. Это ещё ничего. Хуже будет, когда он покраснеет, как помидор, замолчит и начнёт пыхтеть. Знаю я, чем заканчивается этого его пыхтение!