Превращения любви

Он повел меня в китайскую гостиную. И теперь еще, когда я вспоминаю этот разговор, передо мной всплывают картины нашего детства. Да, уже в тот вечер Филипп рассказал мне о своей жизни в Лимузэне, и мы смеялись, находя много общих черт между нашими семьями и обстановкой нашего детства. Дом в Гандумасе был меблирован совсем как особняк на улице Ампер. Мать Филиппа, как и моя, часто повторяла: «Мужчины не смотрят на платье».

— Да, — сказал Филипп, — эта наследственная мещанская закваска еще очень сильна в множестве французских семей, и в известном смысле это даже прекрасно, но я уже не могу больше, я утратил веру…

— А я нет, — ответила я, смеясь. — Смотрите, есть вещи, которых я не могу сделать… даже сейчас, хотя и живу одна… Например, я не могла бы купить для себя цветы или конфеты. Это показалось бы мне безнравственным и я не испытала бы ни малейшего удовольствия.

Он взглянул на меня с удивлением.

— Правда? — спросил он. — Вы не могли бы купить цветы?

— Могла бы, чтобы украсить стол для обеда, для чая. Но для себя, просто ради удовольствия смотреть на них, — нет… этого я не могу.

— Но вы их любите?

— Да, более или менее… Впрочем, я легко обхожусь без них.

Мне показалось, что тень грустной иронии промелькнула в его взгляде, и я заговорила о другом. И эта вторая часть нашего разговора, без сомнения, произвела впечатление на Филиппа, потому что в его красной записной тетради я нахожу следующую запись:

«23 марта 1919 г. — Обедал у тети Коры. Провел весь вечер с г-жой де Шеверни, хорошенькой подругой Рене, на диване, в китайской гостиной. Странно… Она нисколько не похожа на Одиль, и все-таки… Может быть, это просто оттого, что на ней было белое платье… Мягкая, застенчивая… Мне было трудно заставить ее разговориться. Потом она стала доверчивее.

— Сегодня утром произошла одна мелочь, которая… не знаю, как бы сказать вам… ну, которая возмутила меня. Одна женщина, не близкая моя подруга, а совсем почти незнакомая мне, вдруг звонит по телефону и говорит: «Не попадите впросак, Изабелла, помните, что сегодня я завтракала у вас». Как можно так лгать, да еще втягивать других! Я нахожу, что это отвратительно!

— Надо быть снисходительнее; у многих женщин так тяжело складывается жизнь…

— Она складывается тяжело, потому что они сами этого хотят. Они думают, что если не окружат себя атмосферой тайны, то жизнь их будет скучна и однообразна… Но жизнь существует не для мелких и пустых интрижек. И вовсе нет надобности постоянно возбуждать свою чувствительность поверхностным соприкосновением с другими людьми. Разве вы не согласны со мной?

Рене подошла и села возле нас со словами:

— Позволите ли вы помешать вашему флирту?

Потом, так как мы оба молчали, она встала и смеясь вышла из комнаты. Ее подруга посидела с минуту в задумчивости, затем снова заговорила:

— Разве вы не находите, что единственная любовь, которую стоит пережить, это любовь, основанная на безграничном доверии двух существ, любовь, подобная чистому кристаллу, такому чистому, что, если посмотреть сквозь него на свет, не увидишь ни единого пятнышка?

В этот миг она подумала, должно быть, что причинила мне боль, и покраснела. Действительно, ее фраза немного задела меня. Тогда она сказала мне несколько милых, ласковых слов. Это было сделано с неловкостью, которая тронула меня.

Потом вернулась Рене с доктором Морисом де Флери. Разговоры о секреции эндокринных желез. «Надо давать вытяжки из желез, — сказал Морис, — врач, который их не прописывает, может прослыть невеждой». Забавные технические обороты речи. Восхищался ясностью и точностью мыслей Рене. На прощание ласковый взгляд ее подруги».

Это верно. Я помню об этой фразе, задевшей Филиппа. Я тоже думала о ней вечером, когда вернулась домой, и на другое утро я написала несколько строк Филиппу Марсена, чтобы сказать ему, что огорчена своей неловкостью, тем, что не сумела выразить ему мои чувства, мою симпатию, дружеское расположение, которое уже давно питаю к нему благодаря Рене. Я прибавила, что живу одиноко и была бы рада, если бы он вздумал когда-нибудь зайти ко мне. Он мне ответил:

«Ваше письмо подтвердило мнение о Вас, которое внушило мне Ваше лицо. Вы обладаете той отзывчивой добротой, которая придает такое обаяние душе. С первой минуты, что я увидел Вас, Вы заговорили со мной о моей печали, о моем одиночестве с такой безыскусственной симпатией, так просто и ненадуманно, что я сейчас же почувствовал к Вам доверие. Я принимаю с благодарностью дружбу, которую Вы мне предлагаете. Не думаю, чтобы Вы представляли себе, до какой степени она нужна мне».