Превращение

Я уронила лицо в ладони. О чем я думаю? Каких-нибудь четыре месяца назад Голландия, Испания и Италия были для меня другими галактиками, далекими и чужими планетами, выдуманными фантастами. Сейчас же они что-то близкое, куда легко можно попасть, и я это так спокойно воспринимаю. А все из-за того, что однажды днем в дверь подъезда моего дома не смогли сразу внести тяжеленное белое пианино. Или потому, что просто была осень, и так хотелось немного тепла и чуда. Когда сильно чего-то хочется, оно непременно случается. Чудо встретившихся глаз, неожиданного слова, некстати пришедших в голову мыслей. Осень, осень… Тогда все умирало, листья покорно ложились под ноги. А сейчас зима, и уже ничего не хочется, разве только спать — долго-долго, столько, сколько будет лежать снег, и проснуться уже другой, не гусеницей, а бабочкой, как говорил Макс. Стать имаго, быть не между тем и этим, а закончить свое превращение. Имаго… Хорошо звучит. Метаморфозы начались, но до завершения далеко. Из меня должна получиться хорошая бабочка. Интересно, что у Дракона написано в тетради? Если та тетрадь на самом деле существует…

И снова падал снег. Я сидела в кресле посреди заснеженного леса, напротив меня на низкой ветке ели устроилась неприятная черная птица Ничего не стоило встать и прогнать ее. Еще легче было ее убить. Но я этого не делала. Время еще не пришло. Поступок, совершенный не вовремя, страшнее бездействия.

Меня разбудили Маринка и начавший пробирать холод.

Маринка протопала через кухню, как стадо маленьких гиппопотамчиков, зачем-то начала с грохотом перебирать сложенные около печки дрова.

— О! Ты уже проснулась! — мрачно произнесла она. — А я как раз пришла. Очень кстати. Надо поговорить.

Какие-то секунды я соединяла реальность со своим сном, мне даже показалось, что где-то каркнула ворона. Или это кровать в комнате заскрипела?

Я потянулась, приходя в себя, глянула на Маринку. Глаза на меня не поднимает, гремит полешками. Специально разбудила. Накипело.

— Извини, — голос мой со сна был немного хрипловат, — с арканом неудачно получилось.

Девочка быстро глянула на меня и снова вернулась к дровам.

— Забыли, — ответила совсем по-взрослому.

— Ты испугалась?

Тело у меня ломило. Хотелось разобраться на запчасти и собраться по новой, но как-то удобней, что ли.

— Обрадовалась. — Поленья рассыпались вокруг нее. — Это так легко делается?

— Не очень. — Надо объяснить. В двух словах. Не пугая. — Аркан был не для тебя.

— А как от него защищаться? — Маринка даже не повернулась.

— Не нападать, — сказала быстро, не задумываясь. Зря. Не поймет.

Ноги затекли, я с трудом шевелилась, пережидая, когда утихомирятся разъяренные мурашки, взорвавшиеся в икрах.

— Я… — Маринка водила пальцем по полу — Макс сказал, что я могу уйти в любую минуту. И скоро уйду. Он мне больше ничего не даст.

— Марина, я никогда… — Девочка вскинула ладонь вверх. — Не надо ничего говорить! Вы уйдете, я тоже уйду.

Маринка вертелась передо мной и была сейчас похожа на котенка. Волосы у нее опять растрепались, так и хотелось посадить ее на колени, причесать, собрать всю ее непоседливость в хвост.

— Это скоро пройдет.

— Я не хочу, чтобы такое повторилось.

— Спасибо, что помогла мне сегодня, — прошептала я.

— Да ладно! — миролюбиво тряхнула гривой юная вампирша. — Ты тоже ничего.

В Маринке словно перекрыли кран с горечью и пустили веселье. Девочка живо оглянулась.

— А где Дима?

Не дожидаясь ответа, который я вряд ли могла дать, девочка помчалась в комнату и стала расталкивать уснувшего Дракона. Он сначала мычал, а потом накричал на нее и весь оставшийся вечер ни с кем не разговаривал. Особенно с Маринкой. Обиделся. По себе знаю, как тяжело обижаться на вампира, который не понимает твоих эмоций. Тем более зря это сделал Дракон. Маринка была не в том настроении, чтобы прощать своей игрушке проступок.

Вечер прошел в молчании. Без Маринкиной суеты дом наш как будто померк. К ночи пришел обещанный Максом мороз — столбик термометра упал до минус тридцати пяти. За стенами начало подвывать и подухивать, словно по снегу бродил старый леший, просящийся в дом погреться. Мы помочь ему ничем не могли, потому что сами мерзли. Из заткнутого подушкой окна поддувало, и мне начинало казаться, что лежу в сугробе.

Я куталась в два одеяла, размышляя, не натянуть ли мне шапку — вымороженная комната не хотела согреваться. Макс устроился рядом. Сначала, чтобы не добавлять мне холода, он сидел на стуле. Но потом не выдержал и прилег на край кровати.

— Каким ты был раньше? — Пальцем я осторожно водила по его бровям, по носу, по широкому гладкому лбу.

— Разным.

Макс лежал, довольно прикрыв глаза. Сейчас он был похож на кошку. На большую сытую кошку, готовую вот-вот заурчать от осознания собственного благополучия.

— Каким?

Хотелось прижаться к любимому, но шевелиться было лень. Я пригрелась, и малейшее

движение вызывало неприятные изморосные мурашки.

— Тщеславным.

— О чем мечтал? — Я хихикнула, нарушая хрупкий баланс между робким теплом под одеялом и холодом снаружи.