Комната, в которой я проснулась-не проснулась, была прекрасной, доброй комнатой. Широкая, удобная, в меру мягкая кровать, бледно-голубое, приятного оттенка и упоительное на ощупь белье, голубые в мелкий цветочек стены, светло-серый огромный ковер на полу, книжный шкаф — вернее, целая книжная стенка — с удивительной подборкой книг (деликатесы мировой литературы, в том числе детской), кресло, журнальный столик, стол побольше с двумя стульями… Но суть не в меблировке, а в какой-то неуловимой атмосфере покоя и уюта: если бы я представляла идеальную комнату, она была бы именно такой. Нет, дело даже и не в этом — во мне самой был покой. Во мне — или в той, другой женщине, чьей жизнью я так прониклась, чьим восприятием жила. Меня не пугало, что я оказалась в совершенно незнакомом месте, что я понятия не имела, что это за место. Проснувшись, долго лежала, нежась, почти без мыслей. Потом встала, прошлась по комнате, осмотрелась — не осмотрелась, скорей, совершила экскурсию. Подошла к шкафу, удивилась подборке — спокойно обрадовалась. Вытянула за корешок «Дафниса и Хлою». Свернулась в кресле клубком, воображая ее, той женщины, уютное четырнадцатилетнее детство: вечер, с уроками покончено, скоро с работы вернутся родители — счастливый час ожидания и одновременно спокойной, праздной тишины. Отстраненно подумала, что и здесь, наверное, тоже вечер: шторы задернуты, сквозь них не пробивается свет, горит электричество. Отложила книгу, чтобы проверить, подошла к окну, отдернула штору — и не испугалась тому, что увидела: никакого окна за шторой не оказалось, просто стена. Мне захотелось назад, в кресло, к книге. Но ведь я должна была испугаться. Пересиливая себя, — свою лень, отстраненность, спокойно-счастливое равнодушие к тому, что со мной происходит, — еще раз обошла комнату. Обнаружила две двери: одна — в ванную — оказалась открытой, другая — вероятно, наружу — закрытой. Подергала ручку и с облегченной совестью — вот проверила же, сделала все, что могла, — вернулась в кресло. И поскорее, чтобы не успел просочиться испуг, открыла книгу. Впрочем, испугаться я вряд ли смогла бы — в этой комнате просто не было места страху. Чистый покой, с привкусом сна, как эта счастливая солнечная сказка: пастуший напев на просторе свежайшего воздуха.
Кажется, я опять задремала. Во всяком случае, не слышала, как щелкнул замок, как открылась дверь, шагов я тоже не слышала. Появление в моей комнате этой женщины с подносом в руках — внезапное появление, раз прелюдии к нему я не слышала, — не испугало меня, я его восприняла как должное.
— Не хотите ли покушать? — певучим, греческим голосом спросила она и улыбнулась.
Я прислушалась к своим ощущениям: да, поесть не мешало бы, тем более вон на подносе сколько всего привлекательного. Надо о чем-то ее спросить. О чем? Я забыла. Не важно, наверное.
— Спасибо. Я с удовольствием.
— Вот и прекрасно! — Женщина опять улыбнулась. Я подумала, что она, вероятней всего, жена Владимира Анатольевича. По возрасту и по стилю вполне ему подходит. И потом, если она не жена, то что делает здесь, в его доме?