Превращение в зверя

Ветер. Мне было дано пять лет. И еще сделана надбавка — две недели, словно рекламная акция. Ветер. Я не хочу умирать! Они не имеют права отнимать у меня жизнь. Ветер. Пора остановить безумие! Сжать губы и с каждым километром начать потихоньку сбавлять скорость. Пора, давно пора. Моя бешеная гонка — это просто взрыв животного страха. Не сразу ведь — постепенно, пока не дойду до нуля и не остановлюсь совсем. Пора!

Понимаю, пора. Ногти впиваются в кожу руля, как в человеческую кожу. Я прошу, я молю об отсрочке: пожалуйста, еще пара километров ветра, пустого шоссе и призрачной надежды на спасение.

Дорога резко ухудшилась, машину занесло, колесо попало в выбоину, меня здорово тряхнуло, левая рука взорвалась болью. Нет! Так не бывает! Таких повторений не бывает! Невозможно! Нельзя! Против правил!..

Я знала, что нельзя, — я не послушалась. Это я кричу — его крика больше не слышно. Шестилетний — какая непоправимая несправедливость! Зачем я мчалась, зачем неслась?… Зачем получила отсрочку в пять лет?

Абсолютно пустая дорога. Абсолютно пустая дорога. Абсолютно пустая… Голова уткнулась в руль, руки безвольно повисли, я не смогу посмотреть, я не смогу посмотреть, я не смогу посмотреть… Маленькая фигурка на асфальте… Я и так знаю: он мертв. Я убила ребенка.

… Я убила ребенка — все повторилось, все повторилось в точности, все повторилось во всех деталях, со всеми подробностями. Так не бывает — и вот: повторилось. Я стою на мосту, я стою на ветру. Снова ноябрь, я снова стою на мосту. Он говорил про карьер, а я стою на мосту. Он говорил: ваше тело никогда не найдут — да, не найдут, в этой реке глубокие омуты, это та самая река, в которой тела не находят. Пронзительный ветер, ледяные перила моста — я вернулась в исходную точку. Пронзительный ветер… Дайте мне немного согреться, всего мгновение тепла — мне даже не страшно, только пронзительно холодно. Сумерки — все как тогда. Я стою на мосту, потому что убила ребенка. Вода на глазах темнеет, из асфальтово-серой превращается в черную. Я убила ребенка, спасая себя. Мне был дан срок в две недели, но я убила ребенка. Затерявшаяся в сумерки на мосту — это я, убившая ребенка. Мне не страшно, мне только пронзительно холодно. Согреться бы…

Не удастся согреться. Пора. Дойти до середины моста, поторопиться, пока совсем не стемнело. Да, да, мне надо торопиться, пока не стемнело.

Заледенелые ноги идут неуклюже, ступаю по мосту на косолапых своих ногах. Медленно, очень медленно продвигаюсь вперед — темнота наползает, тоже медленно и неуверенно, мы движемся с ней наперегонки — этакие соревнования инвалидов.

Я дохожу первой. Вода внизу совсем почернела, но все же видна отчетливо. Осталось сделать последний рывок. Нельзя жить, зная, что ты убийца ребенка, так жить нельзя. Перегнуться через перила… Да, осталось только перегнуться через перила, нельзя жить, зная… Мне нужно попрощаться… Не с кем прощаться — пора.

Пора!

— Остановитесь! Остановитесь! Это не то и не так! Прекратите немедленно!

Мост закачался от этих неистовых, от этих громовых… Раскаты голоса заглушили бурный грохот течения… Река подернулась трещинами, река развалилась.

— Боюсь, что поздно.

Несмелый, робкий пытался восстановить равновесие, но громовой победил: темнота затянула развалины в воронку несуществующего, небытийного…

* * *

Я не хотела ему подчиняться. Я сопротивлялась изо всех сил. Но он так настаивал…

— Откройте глаза! Немедленно откройте глаза!

Я сопротивлялась, а он настаивал. Я не хотела наружу из своего несуществования, но победил опять он.

— Откройте глаза!

Я подчинилась, открыла. Седая голова не соответствует еще не старому лицу. Взгляд пронизывает, как ветер на мосту. Мне снова стало холодно под этим сбивающим с ног взглядом.

— Прекрасно! Теперь посмотрите на меня.

Я и так смотрю на него, не могу отвести взгляда — закоченела совсем, а отвести не могу.

— Как вас зовут?

— Людмила, — быстро, не успев подумать, ответила я и, испугавшись, поспешила исправиться: — Нет, Елена Кирюшина.

— Людмила, значит. Что вы еще помните?

— Нет, Елена Кирюшина, Елена Владимировна, — попыталась я настоять на своем.

— К этому мы вернемся, — холодно произнес он. — Что вы помните о себе?

Я задумалась, взгляд его ужасно мешал, закрыла глаза. Я помню, мне был дан срок две недели… Я помню яркий, слепящий глаза прямоугольник на остановке… Я помню, на мосту был пронзительный ветер…

— Я убила ребенка!

— Ребенка? Откройте глаза! Немедленно откройте глаза! И смотрите на меня, только на меня!

Веки разжались, я ничего не могла с этим поделать, мой взгляд уперся в его взгляд.

— Я убила ребенка. Я снова убила ребенка. Сбила машиной. И пыталась… Да нет, я бросилась с моста. Да, кажется, я успела.

— Нет, не успели. К счастью, не успели. Вы ведь помните свое имя.

— Все равно. Я убила…

— К этому мы вернемся. Сейчас это не важно.

— Не важно? Это-то самое важное.

— Хорошо. Оставим! Что вы помните до того, как убили?