За ужином остальные студийцы обращались к Розе с невольным уважением. Она казалась достаточно спокойной и веселой, и никто, кроме Джонатана, не видел того взрыва, который последовал за ее тяжким испытанием. Рассел никогда не появлялся в столовой, поскольку питался вместе с Поллоками на одной из преподавательских квартир. Это к лучшему, кисло подумалось Джонатану, по крайней мере, не придется страдать от несварения так же, как от несправедливости. Джонатан ревновал к Расселу из-за его влияния на Розу, замечая, как легко ему удается выводить ее из равновесия. Несмотря на хорошее поведение, Джонатана нельзя было назвать новичком в делах амурных. Он был опытным соблазнителем и исполнился спокойной решимости добиться благосклонности Розы. Поэтому ему не нравилось делить ее внимание с кем-то еще.
Роза рано легла в постель, однако, подремав с часок, снова встала, все еще пылая, несмотря на усталость, от неизрасходованной энергии. Торопливо натянув майку и джинсы, без всякой косметики, она прокралась в студию, которая уже опустела. Она знала, что ей нужно что-то решить со своей работой, иначе она не сможет спокойно спать. Было всего восемь. Она могла рассчитывать на пару часов спокойной работы, без посторонних глаз, зная, что все-таки вернется назад в постель до того, как Джонатан и остальные придут в кампус ко времени, когда запираются двери. Она работала словно одержимая, стараясь удерживать в памяти то понимание задачи, которое дал ей Рассел, и опасаясь, что оно бесследно испарится к понедельнику. И она настолько погрузилась в работу, что не услышала приближающихся шагов и резко вздрогнула, когда с ней заговорил мужской голос.
— Так и знал, что увижу вас здесь, — произнес Алек Рассел, глядя вниз на ее напрягшееся лицо. — Вы принадлежите к тому сорту людей, которые не умеют переключаться. Знаете ли, важно не дать себе перегореть. Энергия ведь не бесконечна.
Он взял руку Розы, встав сзади нее, и стал водить вместе с ней кистью. Прикосновение ударило электричеством. Ей показалось, что ее рука вплавилась в его ладонь. Ощущение было пугающим, мощным, соблазнительным. Роза вдруг обнаружила, что ей стало трудно дышать, что тело ее одеревенело, повинуясь команде сопротивляться яду, который исходил от этой сильной руки и проникал в нее. Его дыхание шевелило ей волосы, а его присутствие лишало ее последних сил.
Он отпустил девушку, оставив Розу обмякшей, испытывающей облегчение и разочарование…
— Вы действительно слишком устали, Роза Ферфакс. — Звучала ли в его голосе насмешка? — Нужно больше верить в себя. То, что уже сидит в вашей голове, за ночь никуда не улетучится. Приходите завтра, самостоятельно. Из-за моей жестокости вы беспокоитесь, что у вас ничего не получится. В этом нет нужды. — Слова звучали мягко, как шелк, гипнотизировали.
— Я не могу прийти завтра, — пробормотала Роза, с ужасом думая о своем ненакрашенном лице и всклокоченных волосах. Она даже не надела лифчик, а вечерняя прохлада студии четко обозначила ее груди под тонкой, натянувшейся тканью майки. При его профессиональном для художника знании анатомии она могла с таким же успехом стоять голой. Застыв от неловкости, она попыталась объяснить:
— Мне нужно выполнить индивидуальное задание. Я хочу посвятить день живописи на пленере. Я…
— Тогда в воскресенье, — сказал он, словно обсуждать тут было нечего. — В воскресенье в девять часов. — И удалился.
Желанным облегчением показалась Розе наутро бьющая через край жизнерадостность Джонатана. Она начала избавляться от напряжения. День был хорошим и ясным, освещение превосходным. Они нашли уединенную пещеру с потрясающим видом на прибой на фоне величественных скал. Освободившись от клаустрофобической атмосферы студии, Роза снова обрела способность весело щебетать во время работы над картиной и с удовольствием обменивалась впечатлениями с Джонатаном, пока они писали.
Под одеждой она была одета в бикини, зная, что при такой идиллической летней погоде наверняка будет купаться. Они занимались живописью до двенадцати, когда Джонатан объявил, как было условлено заранее, что им не мешает окунуться, прежде чем приступать к пикнику. Между камнями уже охлаждалась бутылка белого вина. Они пристойно разделись, повернувшись спиной друг к другу. Джонатан, хотя и не очень высокий, оказался крепко сложенным. Он поднял визжащую Розу и потащил ее вниз к воде, вошел в ледяной прибой, держа ее на руках.
— Поцелуй меня страстно, или я брошу тебя в воду, — пригрозил он. В ответ последовало брыкание и бешеные брызги, пока они оба не разинули рты, в шоке от холодного душа, промокшие насквозь. Роза вырвалась из его рук и бросилась в море. Она чувствовала на себе его взгляд, когда плавала на спине, лениво двигая ногами. Хотя она и решила, что доверяет ему — иначе не согласилась бы на эту уединенную поездку, — но почувствовала неприятный холодок, обнаружив в его глазах нескрываемое желание.