Мне нужно было заглянуть ему в глаза.
Я откинул простыню, чтобы ничего не загораживало Виктора от меня. Карие глаза были пустыми и смотрели куда-то вдаль, тень его настоящих глаз.
Холод сотрясал мои плечи, предвестник того, что должно было произойти, но я усилием воли отодвинул это ощущение. Я посмотрел в глаза Виктора и попытался представить, что вокруг них нет волчьей морды.
Мне вспомнился день, когда я спросил Виктора, не хочет ли он сколотить вместе со мной группу. Мы сидели у него в комнате, четверть которой занимала кровать, а оставшиеся три четверти — ударная установка, и он выстукивал какое-то соло. В маленькой комнатке было такое зверское эхо, что казалось, там не один, а три барабанщика. На стенах подрагивали постеры в рамках, будильник мелкими прыжками подбирался к краю прикроватной тумбочки. Глаза у Виктора горели маниакальным огнем, и каждый раз, ударяя в большой барабан, он строил мне безумную гримасу.
Я еле разобрал, что кричит из соседней комнаты Энджи:
— Вик, у меня сейчас барабанные перепонки лопнут! Коул, закрой эту дурацкую дверь!
Я захлопнул дверь комнаты.
— Клево, — сказал я Виктору.
Он бросил мне одну из палочек. Она просвистела над головой, и мне пришлось подскочить с места, чтобы поймать ее.
Я забарабанил по тарелкам.
— Виктор! — рявкнула Энджи.
— Это волшебные руки! — заорал он в ответ.
— Когда-нибудь люди будут платить деньги за возможность послушать! — крикнул я.
Виктор ухмыльнулся и одной палочкой выбил стремительную дробь.
Я еще раз грохнул по тарелкам, чтобы позлить Энджи, и повернулся к Виктору.
— Ну как? — спросил он и снова заколотил по своим барабанам, наподдав в процессе по палочке, которую я держал в руке.
— Значит, ты готов ввязаться в эту затею? — спросил я его.
Виктор опустил свою единственную палочку. Его взгляд был устремлен на меня.
— Что за затея?
— «Наркотика», — сказал я.
Сейчас, на ледяном пронизывающем ветру, в последних лучах солнца я протянул руку и коснулся меха на загривке Виктора.
— Я хотел сбежать, — произнес я хрипло. Голос у меня дрожал. — Я хотел забыть все. Я думал… думал, что мне нечего терять.
Волк лежал на земле, маленький, серый и неподвижный в скудеющем свете. Мертвый. Я все смотрел и смотрел ему в глаза. Ни в коем случае нельзя было забывать, что это не волк. Это Виктор.
— И у меня это получилось, Виктор. — Я покачал головой. — Ты меня понимаешь? Когда ты волк, все исчезает. Это именно то, чего я и хотел. Как же это хорошо. Абсолютное забвение. Я мог бы быть сейчас волком и ничего бы этого не запомнил. Как будто ничего и не было. Мне было бы наплевать, что тебя больше нет, потому что я не помнил бы, кто ты такой вообще.
Краешком глаза я заметил, как Сэм отвернулся в сторону. Он не смотрел на меня, не смотрел на Грейс.
Я закрыл глаза.
— Вся… эта… боль. Эта… — Голос снова предательски дрогнул, но я не мог позволить себе умолкнуть. Я открыл глаза. — Вина. За то, что я с тобой сделал. За то, что всегда делал с тобой. Они… они бы исчезли. — Я умолк, потер лицо рукой. Мой голос был почти неразличим. — Но я ведь всегда так и поступаю, да, Вик? Все порчу, а потом сваливаю?
Я протянул руку и коснулся передней волчьей лапы; мех был колючим и холодным на ощупь.
— Ох, Вик, — сказал я, и у меня перехватило горло. — Ты был настоящий мастер. Волшебные руки.
Никогда больше у него не будет рук.
Все остальное я вслух произносить не стал.
«Больше этому не бывать, Виктор. Хватит с меня бегства. Прости, что пришлось заплатить такую цену за то, чтобы я прозрел».
Краешком глаза я заметил какое-то движение в темноте.
Волки.
Будучи человеком, я никогда еще не видел их в таком количестве, но теперь все вокруг просто кишело ими. Десять? Двенадцать? Они были довольно далеко, и я почти убедил себя, что эти смутные тени мне мерещатся.
Грейс тоже не сводила с них глаз.
— Сэм, — прошептала она. — Бек.
— Я знаю, — сказал он.
Мы все замерли, выжидая. Непонятно было, надолго ли пришли волки и собираются ли подойти поближе. Я сидел на корточках рядом с Виктором и думал, что эти мерцающие глаза для каждого из нас означают свое. Для Сэма — прошлое. Для меня — настоящее. Для Грейс — будущее.
— Они пришли попрощаться с Виктором? — вполголоса спросил Сэм.
Ему никто не ответил.
Я вдруг понял, что единственный оплакиваю Виктора настоящего.
Волки оставались на своих местах, призрачные в сгущающихся сумерках. Наконец Сэм обернулся ко мне и спросил:
— Ты готов?
По-моему, к такому вообще нельзя быть готовым, но я все же накрыл голову Виктора простыней. Мы с Сэмом подняли тело — оно показалось совсем невесомым — и бережно опустили в могилу под взглядами Грейс и стаи.
В лесу стало совершенно тихо.
Грейс наконец поднялась на нетвердые ноги, прижимая руку к животу.
Сэм вздрогнул: один из волков затянул свою песнь. Звук был негромкий и скорбный, невероятно похожий на человеческий голос.