По ее словам, исчезнувший внук еще до обнаружения преступления привиделся ей во сне и сказал: «Бабушка, молись не за здравие, а за упокой, я у Лукина убит и в мусоре зарыт». Этот странный сон вскоре еще раз повторился. К ее ужасу, вещий сон не замедлил подтвердиться, и несчастный мальчик действительно был найден убитым.
Со своим отцом мальчик не ладил, и вообще не сладко ему жилось в семье. По показанию одной свидетельницы, мачеха мальчика как-то говорила даже: «Не найдется ли мазурик, который бы за 50 рублей убил Миная?» Недолюбливая пасынка, она нередко отказывала ему в куске хлеба, а отец жестоко бил его.
После продолжительного совещания присяжные заседатели, оправдав Анисью Иванову, признали остальных двух подсудимых виновными в убийстве мальчика без предварительного соглашения и заслуживающими снисхождения. Кроме того, Павловский был признан виновным и в одной краже с взломом.
Суд приговорил их к лишению всех прав состояния и к ссылке в каторжные работы: Ивана Лукина — на пятнадцать лет и Сергея Павловского — на шесть лет и восемь месяцев.
ПОДДЕЛКА АККРЕДИТИВОВ
В 1900 г., летом, банкирский дом Вавельберга в Петербурге получил из-за границы извещение об уплате по его аккредитивам берлинским банкирским домом «Мендельсон и К0» и Германским банком какой-то Ольге Барановой 40 000 марок.
При проверке оказалось, что никакого счета на имя Барановой в конторе Вавельберга не было и, следовательно, предъявленные за границей аккредитивы были подложные.
Подозрение в преступлении пало на служившего у Вавельберга брауншвейгского подданного Густава Лихтенштейна, который вел аккредитивную корреспонденцию, и бланки аккредитивных писем при отсылке заграницу проходил через его руки. Получая в месяц 100 рублей жалованья, он вел сравнительно широкую жизнь, играл в клубах, понаделал долгов, и зимой 1899 г. по иску портного на его жалованье был даже наложен арест.
В начале 1900 г. Лихтенштейн познакомился с француженкой Юлией-Марией Жакэ и вступил с ней в близкие отношения. Француженка в это время не имела определенных занятий и, квартируя в меблированных комнатах, жила, по-видимому, на средства Лихтенштейна. Тем не менее она нуждалась в деньгах и, занимая однажды пять рублей у артистки «Альказара» Арлеты Альмес, откровенно призналась, что ей нечего есть. В конце концов она была вынуждена обратиться за помощью во французское посольство и благотворительное общество. Ей выдали 25 рублей для уплаты за квартиру и билет 3-го класса до Парижа. Однако француженка, бывшая беременной, продала кому-то этот билет, объяснив артистке Альмес и содержательнице комнат Жолнирович, что ей нужно ехать не в Париж, а в Берлин для получения денег Лихтенштейна.
Сам же Лихтенштейн говорил своим знакомым, что Жакэ собирается уехать из Петербурга в провинцию, так так нашла место гувернантки.
В мае 1900 г. Густав Лихтенштейн уволился из конторы Вавель-берга, а 14 июня француженка выехала за границу, предупредив Альмес, что вышлет на ее имя 500 рублей для Лихтенштейна.
Через два дня после этого в Бреславский учетный банк в Берлине явилась дама, лет тридцати, прекрасно говорившая по-французски, и, назвавшись Ольгой Барановой, предъявила к оплате аккредитив банкирской конторы Вавельберга от 2 июня на 25 000 марок. Усомнившись в подлинности аккредитива, директор банка отказался выдать деньги. Но банкирский дом «Мендельсон и К0» и Германский банк поддались обману и выплатили по аккредитивам 25 000 и 15 000 марок.
В тот же день незнакомка просила банкирский дом «Дельбрак, Лео и К0» в Берлине перевести по телеграфу 500 рублей в Петербург на имя Арлеты Альмес.
16 июня артистка Альмес получила в Петербурге срочную телеграмму из Берлина о переводе на ее имя 500 рублей. Артистка отправилась в контору «Лионский кредит» с Лихтенштейном, но последний в контору не вошел, а ожидал ее в кондитерской на Невском проспекте.
Получив от Альмес 500 рублей, Лихтенштейн выхлопотал заграничный паспорт, но побег за границу не удался — 20 июня он был арестован.
На его квартире при обыске были найдены несколько циркуляров банкирского дома Вавельберга на французском, датском и немецком языках с подлинными подписями совладельцев дома И. Берсона и И. Шебеко, а также срочная телеграмма из Берлина от 16 июня следующего содержания: «Принимаем предложение, приезжайте немедленно. Пэрман».
Сначала Лихтенштейн объяснил, что телеграмма эта была прислана неким Пэрманом, к которому он должен был поступить на службу, но потом признался, что телеграмму прислала Жакэ, дабы он мог скорее получить заграничный паспорт.