— Затем, когда преступление совершилось, вы взяли у товарища билет государственной ренты, добытый таким ужасным путем… Зачем вы сделали это?
— Растерялся… ничего не помнил…
— В чем же вы признаете себе виновным?
— Я только участвовал при убийстве…
Мещанин Марко по-прежнему горячо настаивал на своей невиновности и утверждал, что он никогда и никого не подстрекал убить ростовщицу.
На судебное заседание было вызвано свыше 20 свидетелей и несколько экспертов-психиатров.
Рассмотрение дела ввиду его сложности продолжалось два дня. Главной фигурой следствия являлся Отто Висс, непосредственно совершивший убийство ростовщицы и ее прислуги.
Странной натурой был этот Висс, словно сотканный из противоречий. Выросший в почтенной швейцарской семье, с высокими нравственными устоями, он все-таки ступил на скользкий путь порока и стал заниматься кражами. Человек слабохарактерный, он в то же время способен был обнаруживать порой необыкновенную твердость воли. Жена его была раньше самая заурядная проститутка, свободно торговавшая своим телом. И тем не менее, познакомившись с ней в пьяной, угарной атмосфере Зоологического сада, Висс пренебрег мольбами своей матери, порвал все отношения с родными и против воли семьи женился на этой уличной женщине. Он смело перекочевал через Атлантический океан и в далекой Америке продолжал отчаянно бороться за право существования. И наконец, обыкновенно мягкосердечный и всегда избегавший каких-либо проявлений жестокости, он хладнокровно, самым зверским образом, с помощью топора прикончил двух женщин. Между тем он же, как выяснилось на суде, искренно сожалел о преждевременной смерти своей собаки и не мог простить себе, что во время ее болезни не обратился за советом к опытному ветеринарному врачу.
Чистосердечно сознавшись в ужасном преступлении, он нисколько не старался выгородить себя, а, наоборот, даже несколько сгустив краски, обрисовал себя страшным злодеем. Даже тогда, когда его заподозрили в ненормальности умственных способностей и поместили на испытание в больницу душевнобольных, он не захотел воспользоваться благоприятным случаем для симуляции.
— Я вполне здоров… Зачем меня держать здесь? — жаловался он врачам-психиатрам.
В больнице Висс сразу обратил на себя внимание как интеллигентный человек и пользовался авторитетом среди больных и прислуги. Отличаясь хорошим поведением, он завоевал симпатии и врачей. С удовольствием он участвовал в любительских спектаклях, которые устраивались в больнице. На сцене держался непринужденно, свою роль играл с видимым удовольствием. Очевидно, его нисколько не тяготило совершенное им страшное преступление. Ясно сознавая, что всякое вообще убийство преступно, он тем не менее поразительно равнодушно относился к ужасной смерти Щолковой. По собственному признанию подсудимого, ему не было жаль этой женщины. Мысль, что она занимается ростовщичеством и сводничеством, значительно облегчала ему задачу совершения убийства.
Следует отметить, что и раньше, до совершения этого тяжелого преступления, Висс не отличался особенными нравственными устоями. Кроме краж он успел совершить где-то по службе растрату, имелся в его прошлом и случай шантажа, который был только вскользь затронут на суде.
Как выяснилось на следствии, в детстве Висс страдал частыми обмороками. Вообще же его характер, по словам родных, не отличался устойчивостью, и он легко поддавался внешним влияниям. В то же время, когда подсудимые были уже арестованы и Бруно Иогансен пришел в отчаяние, Висс старался успокоить его. «Я вообще считал своим долгом поддержать товарища», — говорил по этому поводу подсудимый.
В доме предварительного заключения он завязал переписку с Иогансеном, которая, однако, была перехвачена. Суду были предъявлены отрывки из писем Висса.
В одном из посланий он просит товарища указать какое-нибудь средство для ращения волос. «Гнусно потерять в столь молодые годы свои волосы», — сокрушается он.
«Что ты читаешь? — спрашивает он далее у Иогансена. — Я читаю «Власть тьмы» Толстого, драму в пяти действиях». В том же письме спрашивает: «Не сообщал ли тебе вор-рецидивист о том впечатлении, которое произвел на публику мой рассказ? (имеется в виду первое судебное заседание в 1901 г.). Ты теперь можешь быть спокойнее, чем перед предыдущим судом, ибо тогда был лишь один шанс против девяти для оправдания, а теперь девять против десяти, то есть один шанс против оправдания. Если мы будем оправданы, то нас перевезут чрез германскую границу, до Кенигсберга, за казенный счет, а далее придется передвигаться за свои деньги. Можно добраться матросом до Лондона, а оттуда — в Америку. В будущий раз, когда нас будут судить, то, пожалуй, снимут и портреты наши напечатают в газетах…»