Преступный мир и его защитники

В день поединка первыми приехали секунданты, затем прибыли и оба противника.

Сотник Логвинов отмерил 25 шагов. Секунданты снова предложили помириться.

— Я согласен, — сказал Максимов.

— Только при соблюдении моих условий, — решительно заявил князь Витгенштейн.

Максимов отказался.

Оба они стали на свои места, получив по жребию заряженные пистолеты.

Сотник Логвинов начал считать по секундомеру: «Раз!., (выстрел). Два!., (выстрел)».

Раненый князь несколько мгновений еще держался на ногах, затем упал.

— Простите, князь, я этого не хотел, — подбежал к нему Максимов.

— Не беспокойтесь, вы очень добры, — слабым голосом выговорил раненый.

Далее из свидетельских показаний выясняется, что покойный князь до своей роковой дуэли почти никогда не стрелял из пистолета и вообще был очень неважным стрелком.

Когда был возбужден вопрос о примирении, Максимов написал князю следующее письмо: «Ваша светлость, князь А. Ф., Вы изволили почтить меня вызовом… Секунданты находят возможным примирить нас… Я приношу Вам искреннее сожаление по поводу происшедшего».

А. Ф. Витгенштейн не удовлетворился этим письмом и потребовал, чтобы Максимов написал, что он раскаивается или извиняется «в своем поведении».

По словам сотника Логвинова, князь был хороший, добрый человек и ссор никогда не затевал. Француженки в столкновении его с Максимовым, видимо, играли ничтожную роль, скорее это была личная обида.

Защитник подсудимого, присяжный поверенный М. К. Адамов, спрашивает свидетеля, было ли известно ему, что среди француженок, из-за которых загорелся весь сыр-бор, находилась также и шансонетная певица Мюге — интимная подруга покойного князя.

Свидетель дает отрицательный ответ, объясняя, что Витгенштейн поклялся ему, что Мюге в то время не было в вагоне. Если бы он знал, что поводом к дуэли могла послужить эта француженка, то отказался бы выступить секундантом.

Присяжный поверенный Адамов старается доказать, что под словом «пансион» обвиняемый не подразумевал ничего предосудительного.

Затем суд приступил к допросу другого секунданта — хорунжего конвоя князя Амилахвари. Тот рассказал, что перед вручением своей карточки Максимов спросил у противника, кто он.

— Я светлейший князь Витгенштейн, — последовал короткий ответ.

Максимов усомнился.

— Правда ли это? — обратился он к другому встретившемуся офицеру.

— Да, правда.

Только после этого Максимов подал князю свою визитную карточку с адресом.

— А верен ли адрес? — колко проговорил Витгенштейн, вертя ее в руках.

Доктор Поляков, присутствовавший при поединке, рассказывал, что с места дуэли раненого князя на руках донесли до ландо и он был привезен на железнодорожную станцию. Однако поезда пришлось очень долго ожидать. В Петербурге в Морском госпитале не оказалось свободного места, и мучительно страдавшего от раны князя направили в Обуховскую больницу. Дорогой он беспрестанно жаловался на страшные боли в нижней части живота. При вскрытии трупа пуля была найдена застрявшей в левой стороне таза.

По словам свидетеля, Максимов утверждал, что француженки первыми стали его вышучивать.

— Позвольте вашу карточку, — обратился Максимов к одной из них, одетой особенно экстравагантно.

Последовал обмен колкостями, и одна француженка раздраженно толкнула Максимова. По-видимому, все дамы были навеселе.

— Меня преследует какая-то пьяная компания, — жаловался после Максимов кому-то из пассажиров.

Столкнувшись с ним под конец ссоры, князь Витгенштейн резко схватил его за рукав и потребовал указать свое звание.

Свидетель доктор Поляков удостоверяет также, что по окончании дуэли Максимов сам помогал перевязывать раненого князя, и для него, очевидно, был неожиданностью трагический исход поединка.

Действительный статский советник Меженинов, служащий по министерству финансов, в сербскую войну был начальником отряда русских добровольцев. В этом же отряде находился и подсудимый Максимов, отличавшийся беззаветной храбростью и удальством. Помня его геройское прошлое, свидетель Меженинов никак не мог отказать ему в просьбе быть его секундантом.

Порядок поединка был выработан по условиям № 2, применяемым в подобных случаях в германской армии. По соглашению участников дуэли в пистолеты для лучшего боя был вложен двойной заряд пороха.

— Я не стану первым стрелять, — говорил Максимов свидетелю. — Но если не буду убит, то я дам своему противнику немного почувствовать.

— Если я буду убит, — сказал князь, — то передайте мое письмо матушке. Она дожидается.

«Я, старый, обстрелянный в боях офицер, был глубоко растроган этими словами», — добавляет свидетель с дрожью в голосе.

Подполковник Максимов — бывший кирасир, стяжавший почетную известность в военном мире своим геройством. В одном из сражений под ним были убиты за короткое время три лошади. Отчаянный храбрец, он дрался в Боснии, участвовал в Ахалтекинской экспедиции и сражался с англичанами в Трансваале среди мужественных буров, командуя иностранным легионом.

Генерал-майор Вишневский, рассказывая о дуэли, сообщил, что подсудимый говорил ему о своем намерении целиться только в ногу противника.