Преступные игры гения

– До которого часа народ на Точке толкается? – спросил он уже в прихожей, куда Алена вышла его проводить.

– Если дождя или метели нет, могут до полуночи. Так что успеете, товарищ полицейский.

Он съездил туда. Далековато вышло, но оно того стоило. Нашел в толпе словоохотливого старика-художника, торгующего только своими произведениями.

Мужчина сидел на перевернутом ящике, застеленном белой бумагой, в белоснежных льняных брюках, тонкой рубашке лилового цвета без рукавов и в белой панаме. Картины висели на дощатом заборе за его спиной аккуратным рядом.

– Чтобы я доверил этим молодым продавцам свои картины? – ахнул он от первого вопроса Гены после того, как тот представился и удостоверение показал. – Да вы что, майор! Они с произведениями искусства даже обращаться не умеют! Могут выставить чуть ли не в грязь…

Про Осетрова старый художник слышал. Творчество его ценил. Но личную жизнь его назвал распутством.

– Так нельзя собой пылить, товарищ майор, – осуждающе качал головой старик, двигая панаму по голому черепу взад-вперед. – Ты либо художник и учитель, либо любовник. Совмещать все это сложно, даже невозможно. И крутить любовь со студенткой – неэтично, в конце концов!

– Его картины, я слышал, хорошо продаются?

– Мои не хуже, – ревниво отметил старик.

– И что-то я слышал о какой-то неведомой краске и…

– Вот тут да! Талант бесспорный. Валера всех обошел. Изобрел пурпур невероятного оттенка. Думаю, войдет в историю. Если, конечно, сумеет все это правильно и своевременно оформить.

– Я слышал, что желающих заполучить его секрет множество? Не можете назвать кого-то конкретно?

– Желающие все! – тихо рассмеялся пожилой человек, поправляя лиловую рубашку без рукавов и неожиданно вытирая о нее потные ладони. – Все, кто хоть как-то причастен к миру искусства. Я имею в виду художников.

– Но были и те, кто преследовал его девушку.

– О, тут я пас. Не тот возраст. И предложить за секрет нечего. Не так богат.

– А кто мог из присутствующих здесь? – Гена пристально всматривался в толпу, гомонящую, как на вещевом рынке. – Кого-то конкретно можете назвать? Из тех, кто уделял ей особое внимание?

Старик думал бесконечно долго. То и дело окидывал взглядом посетителей Точки. На ком-то его внимательный взгляд задерживался. По кому-то скользил без особого интереса.

– Вон там парочка стоит, видите? – осторожно кивнул он подбородком влево. – Он лохматый, огромный. Она бритая наголо, худая.

– Вижу.

Гена, не отрываясь, смотрел на молодую женщину с лысым черепом. В одном ухе у нее было огромное блестящее кольцо. Со второго свисала длинная серьга в виде полумесяца. Она выглядела не просто худой, а болезненно изможденной. Под глазами круги, лицо бледное до синевы. И ее голова…

– Вот эта парочка точно к девушке Валеры Осетрова не раз приставала. Случайно удалось услышать, как они обещали ей солидный гонорар за секретный рецепт его пурпура.

– Насколько настойчиво они к ней приставали? Их имена, фамилии вам неизвестны?

Старик назвал парочку семейкой Крыловых.

– Вообще не пойму, что они тут делают? – возмущенным шепотом заявил он. – Не художники, не торгаши. Будто время убивают, ей-богу! На что живут, тоже непонятно. Но живут на широкую ногу…

Поблагодарив старого художника, Гена направился к Крыловым. Но те, словно почувствовав неладное, неожиданно почти бегом кинулись с Точки на автомобильную парковку. И через пару минут, загрузившись в свой джип, уехали. Гена сфотографировал номер и тут же отправил его сообщением Ольховцеву с просьбой пробить адрес, телефоны и вообще «все-все-все».

Гена остановился у первого на пути кафе. Уселся в самом дальнем углу и заказал себе рыбные биточки с картошкой. Телефон лежал перед ним на столе с открытой телефонной книгой на номере Анны. Ему необходимо было ей позвонить и доложить о результатах, но он медлил.

Как ее передернуло, когда она упрекала его в том, что он недостаточно остро переживает гибель Аллы! А он переживал, между прочим. И сильно переживал. Просто при всех включал профессионала. Не рыдать же, ну, на глазах у коллег!

И в то же время он был рад, что ночевал в своей бывшей квартире. Да, рад! Потому что скучал по Анне все эти месяцы. Только вернувшись к ней под одну крышу, понял, как скучал без всего этого. Без ее необременительной неряшливости скучал так, что даже принялся копировать ее привычки, оставляя на столе недопитый чай. Без ее подгоревшей каши скучал и недожаренной яичницы. И ворчания ее ему не хватало.

Как он мог без этого всего жить, а? Зачем это нагромождение проблем ему было нужно? Ну, устали они с Анькой друг от друга. Ну, начали раздражаться по любому поводу. Ну, взрывались по пустякам. Так надо было пожить отдельно какое-то время. Взять тайм-аут, выдохнуть, вдохнуть. Не следовало бросаться сломя голову в новые отношения. А он ведь именно так и поступил. И семью свою загубил, и Аллу. Засранец!

Аня позвонила сама.

– Ты где? Есть результаты? Доложи! – спросила строго, как с подчиненного, а не с мужчины, с которым прожила пять лет.