Преступники

— Конечно, обошлись с ней не очень красиво, — сказал Юрий Юрьевич. — Но это не повод, чтобы сводить счеты. Тем более стрелять в человека! И в кого? В Баулина! Ему столько людей обязаны здоровьем. Да что там здоровьем — жизнью! — Он решительно тряхнул головой. — Нет, нет и нет! Я совершенно ни при чем…

— А как именно поступили с вашей матерью? Кто конкретно? — спросил Чикуров.

— Не хочется вспоминать, — устало произнес Рогожин, но все же пояснил: — Она ведь травница… Пригласили ее в клинику… Оклад положили… Честное слово, она не набивалась… Работала с душой, помогала освоить лекарственные препараты… Потом вдруг мать уволили. Ничего не объяснили… Разве так поступают с пожилым человеком?

— Кто? Кто так поступил?

Юрий Юрьевич смахнул невидимые соринки с колен, хмуро посмотрел в окно.

— Не знаю, не знаю… Баулин тут виноват или кто другой… Да и давно это было. — Он махнул рукой. — Мать забыла, но я, честно говоря, забыть не могу. Точнее, просто я прервал с Евгением Тимуровичем, как говорится, дипломатические отношения. Не здороваюсь… Но чтобы стрелять!..

Больше ничего конкретного от Рогожина об этой истории следователь не узнал. У задержанного был измученный вид, глаза красные.

— Понимаете, товарищ следователь, — признался он, — всю ночь не спал, был на ферме. Потом здесь вот перенервничал… Голова совершенно не варит…

«Кажется, зря подвергли человека такому испытанию», — пришел к выводу Чикуров.

Он сходил к дежурному, попросил принести и подключить телефон.

— Звоните, пожалуйста, куда вам надо, — сказал Чикуров Рогожину. — А я пока послушаю нашу беседу, а то, чего доброго, техника подведет…

— Вот спасибо! — обрадовался зоотехник и тут же начал накручивать телефонный диск.

Игорь Андреевич принялся слушать запись допроса. Убедившись, что все в порядке, он предложил Рогожину ознакомиться с кратким протоколом допроса, написанным рукой следователя, одновременно пояснив, что сегодня вечером он отпечатает протокол допроса с магнитной ленты, а завтра утром тот сможет прочитать его и подписать.

Игорь Андреевич взглянул на часы. Латынис что-то задерживался.

Домработница профессора Баулина, Валентина Карповна Савчук, лежала в четырехместной палате поселковой больницы.

— Шейку бедра сломала, — со вздохом пожаловалась пожилая женщина. — Железки какие-то вставили… Когда поднимусь — одному богу известно.

Три ее соседки ушли смотреть телевизор: они были ходячие больные. Латынис попросил дежурную медсестру задержать их столько, сколько ему понадобится для беседы с Савчук.

— Так как же с вами получилось такое, Валентина Карповна? — спросил он у женщины.

— Полезла на стремянку, хотела любимую картину Евгения Тимуровича тряпочкой обтереть, вот и свалилась, — ответила домработница. — Да что вы обо мне-то?.. Господи, и что же это на свете делается! — Она всхлипнула, вытерла глаза кончиком платочка, повязанного на голове. — Нашли хоть того ирода, который стрелял в Евгения Тимуровича?

— Пока нет. Но найдем обязательно, — пообещал оперуполномоченный. — У меня к вам несколько вопросов.

— Спрашивай, мил человек, спрашивай, — закивала старушка.

— Вы давно работаете по хозяйству у профессора?

— Уж почти пять лет. Считайте, как он переехал в Березки… Жена его, Регина Эдуардовна, не хочет жить здесь. Я понимаю, в Москве лучше. Да и дочку учить надо… Но в доме ох как нужна женская рука…

— Кто у него бывал?

Савчук задумалась. Она была маленькая, чистенькая, с гладким небольшим личиком, на котором больше всего выделялись живые, еще совсем молодые глаза. И руки у Валентины Карповны были аккуратные, с тонкими пальцами.

— Разные люди захаживали, — промолвила она после некоторого молчания. — Вас кто из здешних интересует?

— И здешние и приезжие, — уточнил Ян Арнольдович.

— Тутошние заглядывали редко… Местный хозяин…

— Это кто? — не понял Латынис.

— Известно кто — Аркадий Павлович. Ну, Ростовцев. Иногда заходил Василий Васильевич, тоже важная шишка в «Интеграле». Но, правда, он пореже навещал… В последнее время, когда я еще на ногах была, пожалуй, чаще всего заходил Анатолий Петрович Голощапов, из клиники. Они с Евгением Тимуровичем могли часами говорить, иногда до полуночи засиживались…

Она замолчала.

— А из женщин? — осторожно поинтересовался Латынис.

Савчук подумала, вздохнула.

— Были у него гости женского пола, — сказала она негромко, глядя в стену. — Но я так думаю, что это по работе.

— А кто именно приходил к профессору?

— Разные бывали… Аза Орлова. Главная медсестра, — не очень охотно сообщила Савчук и добавила: — Бумаги ему приносила. Из клиники… Ну, еще заведующая отделением Людмила Иосифовна Соловейчик. Обсуждали дела… Больше никого не припомню.

«Негусто», — подумал Латынис и спросил:

— А нездешние?

— Этих много бывало. — Валентина Карповна нахмурилась. — Нахальный народ, скажу я вам. Прогонишь в дверь — в окно лезут… И все только одно: «Помогите положить в клинику». Или же «Баурос» просят. Никакого покою не было!

— Больные, — заметил Ян Арнольдович. — Человек ради своего здоровья на что только не пойдет.