Преступники и преступления. Лагерная живопись, уголовный жаргон

Тем не менее, татуировка встречалась не только у нравственно и физически неполноценных людей, но и у особ, которые не страдали никакими серьезными отклонениями. Скажем, у моряков. М. Н. Гернет, отрицая существование преступного типа вообще, а также ссылаясь на исследования ряда английских криминологов, утверждает, что «татуировка у моряков оказалась даже более распространенной, чем у преступников, а среди самих осужденных татуировка у служивших ранее в армии встречалась чаще, чем у неслуживших».

В 1924 году, обращаясь к итогам изучения татуировок улиц, задержанных московским уголовным розыском, М. Н. Гернет установил, что более двух третей из них (свыше 70 процентов) татуированы в местах лишения свободы. Большинство из них наносили себе татуировку, не дожидаясь вынесения приговора, то есть тогда, когда они находились еще под следствием. По этому вопросу любопытны высказывания французского криминолога начала века Тарда: «У матросов и даже у солдат, но особенно в среде преступников — заметим, что никогда у сумасшедших, — иногда делаются фигурные надрезы на коже. Не остатки ли это татуировки, сохраненные атавизмом, как считает Ломброзо, той татуировки, которая была распространена у наших невежественных предков? Мне кажется более вероятным то предположение, что этот обычай остался не от предков, а от моды, принятой моряками и военными по примеру настоящих дикарей, с которыми они входили в сношение. Он также процветает у матросов и солдат в наших французских полках, находящихся в Африке, среди кабилов или арабов. Эти народы, несмотря на запрещение Корана, не перестали татуироваться, этот обычай должен был распространяться у осужденных быстрее, чем в других местах, благодаря сильной скуке заключения.

Действительно, он более распространен среди рецидивистов. В девяти случаев из десяти рисунки, символы и буквы начертаны на предплечье, самом удобном месте и для оператора и для оперируемого. Очень часто это приблизительный портрет любимой женщины или ее инициалы. В другой раз татуированный носит знак своей профессии: якорь, скрипку, наковальню или изречение. Но когда молодой житель Океании все свое тело и прежде всего. лицо… подвергает ужасной операции, которую на него налагают обряды его племени, то он знает важную причину, побуждающую к этому, и то важное значение, которое она преследует. Его религия, его обычаи, — все, что для него священно, повелевает ему быть смелым, чтобы поразить ужасом врага, чтобы заставить гордиться своих жен, чтобы неизгладимо быть запечатленным в образе его племени».

Изучение лиц, находящихся в исправительно-трудовых учреждениях, свидетельствует о том, что подавляющее их число имеет на своем теле татуировки и что татуировались они преимущественно в период отбывания наказания в виде лишения свободы. Влияние преступной среды и изоляции от общества на распространенность татуировок подтверждается статистическими данными. В подавляющем большинстве случаев татуировка не предшествует преступлению, а следует за ним. С возрастанием числа судимостей растет процент татуированных, а также количество татуировок на теле преступника. Среди осужденных мужчин количество татуированных в 2–2,5 раза больше, чем среди осужденных женщин. Подавляющее большинство (около 90 процентов), плененные романтикой, наносят татуировки в молодые годы.

Толкование татуировок могло стать обычным инструментом для борьбы с уголовниками. Но на изучение нательной живописи требовались десятилетия, и к новому направлению криминалистики долго относились со скептицизмом. Правоохранительные органы ограничились лишь регистрацией татуировок, относясь к ним только как к особым приметам. В 30-х годах советским криминалистам пришлось более серьезно изучать нательную символику, потому что она превратилась в грозное орудие преступной среды. Российские зеки стали самыми синими зеками в мире. Шли десятилетия, менялись символы, каталоги и даже мотивы.

Отсутствие татуировок улиц, находящихся в исправительно-трудовых учреждениях, по неписаньш правилам в преступной среде воспринимается как что-то недозволенное, постыдное. О мотивах нанесения татуировок один бывший зек выразился так:

«Всего отбыл в исправительно-трудовых учреждениях 10 лет. „Наколки“ сделал, когда впервые попал в заключение. Тогда находился на усиленном режиме и серьезно считал, что только милиция виновата в аресте. Увидев у одного осужденного татуированное слово „ЗЛО“ и узнав, что оно расшифровывается как „За все легавым отомщу“, наколол это слово на запястье левой руки. К тому же это слово нравилось и тем, что зло есть зло и от хорошей жизни его не накалывают. В то время мне было 18 лет, хотелось выделиться. Я рассчитывал, что после освобождения знакомые, увидев это слово, подумают: „Этот человек видел в жизни много зла“. Мне хотелось произвести впечатление человека бывалого.