Преступник и толпа (сборник)

Но если Ферри не добился признания своей гипотезы, то добился ли он, по крайней мере, опровержения гипотезы своих противников? В Socialismo е criminalita он пускает для этого в ход все свои силы, как и Гарофало в своей Criminalogia. В довольно интересной таблице первый из этих авторов показывает нам, что во Франции с 1844 по 1858 год повышение или понижение цен на хлеб, мясо и вино ежегодно соответствовало понижению и повышению насильственной или чувственной преступности. Годы, на которые падает наибольшее количество убийств, как раз те же, в которые больше всего пьют. Таким образом, благосостояние могло бы быть источником преступлений против личности; но зато оно отплатило бы уменьшением преступлений против собственности. Гарофало не хочет признавать даже этой последней уступки. «Вполне справедливо, – говорит он, – что воровство – эта самая грубая форма посягательства на чужую собственность, более широко распространено среди низших классов общества, но оно уравновешивается подлогами, банкротством и взяточничеством высших классов, эти злодеяния – не что иное, как видоизменения того же естественного преступления». Опираясь на это уверение, он ссылается на итальянскую статистику 1880 года, из которой он не без усилий рассчитывает сделать сомнительные выводы, состоящие в том, что 14 524 преступления приходятся на долю пролетариев и 2011 – на долю собственников, что составляет пропорцию соотношения между 88 и 12, в то время как пропорциональное соотношение между пролетариями и собственниками всего итальянского населения равняется соотношению между 29 и 10. На богатых падает, значит, большая в пропорциональном отношении часть общей суммы преступлений в Италии. Я позволяю себе придать совсем особое освещение одному отрывку из официального отчета по уголовной статистике во Франции 1887 года, где сказано, что ежегодно на 100 000 жителей, принадлежащих к классу домашней прислуги, то есть к одному из самых бедных классов, приходится 20 обвиняемых[79]. На 10 000 лиц, принадлежащих к либеральным профессиям, включая сюда рантье и собственников, приходится 12 обвиняемых. Что же касается самого бедного класса – бродяг и праздношатающихся, то они дают 139 обвиняемых. В действительности насчитывается еще 24 человека обвиняемых из торговой и 26 из промышленной среды, что составляет уже очень высокую цифру, принимая во внимание значительные преимущества этих двух профессий, которыми они пользовались в промежутке между двумя указанными датами, и только 14 – из земледельческой среды, цифра очень невысокая, если иметь в виду относительную бедность крестьян. Но нельзя ли согласовать между собой эти, по-видимому, несогласуемые результаты?

Не будем забывать, что желание разбогатеть – обычный и притом все более и более преобладающий двигатель преступления, как и единственный двигатель промышленного труда. Обладание богатством должно отдалить от преступления самого нечестного человека, и от промышленного труда – человека самого трудолюбивого (потому что желание обладать тем, что уже имеешь, само себе противоречит), если, по крайней мере, удовлетворение этого желания не вызвало стремления обладать еще большим, что бывает часто, но лишь до известной степени и не всегда.