Преступления страсти. Жажда власти (новеллы)

Будущее Марины было темно и мрачно, как могила. С высоты сияющего трона она рухнула – ниже низшего. Мятежники, захватившие власть, не просто обобрали ее с отцом – они хотели еще и возмещения убытков, требовали заплатить все, что было потрачено Дмитрием на государственное переустройство. А между тем у царицы Марины Юрьевны теперь осталось одно лишь черное платье, что на ней. Сундуки пусты, в них ни тряпицы, ни рубашонки, ни пуговки не осталось.

Да что говорить о тряпках? Жизнь и судьбы всех поляков, от самой Марины до последнего поваренка из свиты ее отца, воеводы сендомирского, всецело зависели теперь от милости победителей. Захотят те – и могут убить их, как убили уже многих. Захотят – отдадут в рабство к русским мужикам, как отдали нескольких несчастных женщин из свиты Марины. Захотят – сошлют в Сибирь, на медленную смерть. Захотят – вернут в Польшу. Наверное, сейчас все соотечественники Марины больше всего желали бы именно этого – воротиться домой.

Все… но только не она!

Она ведь не просто какая-то шляхтенка из Самбора, избранная русским царевичем в жены. Марина была венчана на царство – и оставалась царицей теперь. Но она не собиралась смириться с утратой власти!

Кто таков был в ее глазах князь Василий Шуйский? Не более чем узурпатор, свергнувший законного государя и захвативший престол. Шуйский еще хуже, чем хитрый, как лиса, жестокий Борис Годунов. Тот хотя бы дождался естественной смерти своего предшественника, царя Федора Ивановича. Шуйский же рвался к трону, как опьяненный кровью зверь. Именно он выводил Марину из храма после венчания с Дмитрием и вместе с ее отцом провожал молодую до брачной постели. А сам одновременно плел паутину заговора и знал, что человек, которому клянется в вечной преданности, уже обречен на смерть. Шуйский сам вор и самозванец, воссевший на престол при живой царице! И он должен, должен быть свергнут, сброшен, низвержен! Русский трон принадлежит Марине Мнишек, царице-государыне Марине, принадлежит по праву.

– Они думают, я потонула в перевороте? Канула в безвестность? – с трудом разомкнув губы, вдруг произнесла Марина. – Нет! Этого они не дождутся. Я – русская царица! Я царица – и останусь ею до смерти!

Больше года дворцом Марине Мнишек, русской царице, служил полуразвалившийся дом с просевшим потолком и щелястым полом в захолустном Ярославле, некогда славном в истории, а теперь лишившемся прежнего величия. Поляков, вывезенных из Москвы, всего числом 375 человек, растолкали по приказу царя-скареда (Шуйский и впрямь был по натуре не только предатель, но и редкостный скупердяй!) в четырех домах с подворьями и по дворам посадских людей. Все сосланные были обобраны до последнего, оттого их жизнь и содержание целиком зависели от московской казны. Частенько приходилось есть один хлеб, а пить – только дурное пиво или вовсе квас. От такой унылой пищи и полной беспросветности будущего маленькое сообщество порою впадало в полную тоску, особенно в весенние сырые дни, когда на землю ложились туманы и вся она чудилась прикрытой белым саваном.

И вот однажды воевода Мнишек явился к дочери с ошеломляющим известием. Оказывается, ее муж Дмитрий не погиб в ночь мятежа. Вместо него был убит кто-то другой. А царь остался жив, собрал под свои знамена новую рать и теперь жаждет одного – соединиться с женой. С Мариной! Чтобы вместе вернуть себе власть над Россией.

Что и говорить, слух взбудоражил душу Марины, однако она ему не очень-то поверила. Наверняка под именем сына Грозного на сей раз выступает какой-нибудь самозванец, который надеется легко обмануть судьбу. Конечно, находились среди поляков легковерные люди, которые не уставали повторять: если Дмитрий единожды спасся в Угличе, почему бы ему не спастись сызнова в Москве? Но Марина только разочарованно качала головой: таких совпадений не бывает. Испытав страшное потрясение в ночь гибели мужа и крушения всех надежд, Марина берегла свою душу от новых мучений и избегала пустой болтовни о воскресшем Дмитрии. Зачем отец жестоко тревожит ее?

Но Мнишек не унимался, а ссылался на то, что весть о воскресении Дмитрия он получил не от кого-нибудь, а от инока Филарета – в прошлом боярина Федора Романова, насильно постриженного в монахи еще Годуновым. Последний из братьев Романовых был в числе сторонников Шуйского во время мятежа, а теперь, видать, хотел от прежнего дружка избавиться, вот и поддерживал всякое дуновение, способное снести князя Василия Ивановича с нагло захваченного трона.

Филарету Марина не больно-то верила. Однако когда отец сказал, что получил письмо и от Никола де Мелло, она невольно призадумалась.

Марина слышала о монахе ордена августинцев, родом испанце, с помощью которого Дмитрий хотел завести сношения с Испанией, с королем Филиппом.

– Какие же доказательства предъявил вам мессир де Мелло? – сдержанно спросила Марина отца.