Преступления страсти. Жажда власти (новеллы)

Оба великих князя смертельно боялись своего непредсказуемого отца, и, когда он смотрел сколько-нибудь сердито, они бледнели и дрожали, как два осиновых листка. При этом они всегда искали покровительства у других – вместо того чтобы иметь возможность самим его оказывать, как можно было ожидать от людей столь высокого положения. Вот почему они сначала внушали мало уважения и были не очень-то популярны в придворной среде и в гвардии.

Однако времена меняются. Популярность Александра росла, поскольку росла ненависть, предметом которой был его отец. Великого князя считали очень добрым человеком. Рассказывали, что иногда он бросался на колени, заступаясь за жертв государева гнева, становившихся все более многочисленными, а Павел не просто грубо обрывал его просьбы, но даже толкал ногой в лицо. Говорили, что Александр вставил в одно из окон своих покоев зрительную трубу, около которой постоянно дежурил доверенный слуга, чтобы караулить тех несчастных, которых повезут через Царицын Луг в Сибирь – прямиком с плац-парада, как злополучного Сибирского. При появлении зловещей тройки другой слуга должен был скакать к заставе, чтобы передать пособие сосланному…

Да, Александр открыто считал отца тираном и понимал, что от него можно ждать любых неприятностей, а то и откровенного злодейства. С другой стороны, Павел и сам был вечно настороже – он следил за каждым шагом своего наследника, пробовал застать его врасплох, часто неожиданно входил в его комнаты. Что он надеялся обнаружить? Думал застать сына репетирующим свою тронную речь? Бог весть…

Однажды, впрочем, императору повезло. На столе Александра он нашел раскрытую книгу. Это была трагедия Вольтера «Брут», раскрытая на странице, где находился следующий стих: «Rome est libre, il suffit, rendrons grвces aux dieux!»[14]

Молча воротясь к себе, Павел поручил Кутайсову отнести к сыну «Историю Петра Великого», раскрытую на той странице, где находился рассказ о смерти царевича Алексея…

Вообще-то вся царская семья всегда желала, чтобы Павла кто-нибудь сверг. Даже преданный Павлу граф Федор Ростопчин цинично писал в то время: «Великий князь Александр ненавидит отца, великий князь Константин его боится; дочери, воспитанные матерью, смотрят на него с отвращением, и все это улыбается и желало бы видеть его обращенным во прах».

Александр мечтал, чтобы «безумный тиран» перестал царствовать и мучить всех, начиная с самых близких ему людей. Каким образом достичь этого? Сын не знал и не хотел знать. Он предпочитал вздыхать и молча страдать. Образ мыслей его был неуловим, сердце непроницаемо. Павел считал его кротость слабохарактерностью, а сдержанность – лицемерием, в чем он, впрочем, не слишком оказался далек от истины. Однако имелись люди, которым необходим был другой Александр: сильный и решительный, во всяком случае, переставший колебаться в выборе между камерой в Петропавловской крепости, а то и эшафотом, с одной стороны, и троном Российской империи – с другой. Уже более года в недрах придворного общества вызревал заговор по свержению Павла с престола.

Самое удивительное в задуманном предприятии было то, что человек, ради которого оно планировалось, ради которого заговорщики готовы были расстаться с головами, изо всех сил делал вид, что знать ни о чем таком не знает, что никакого комплота вовсе не существует! Создавалось впечатление, что великого князя хотят посадить на трон силком.

Но времени на колебания у него больше не оставалось. Знамя победы не может стоять зачехленным в углу – оно должно развеваться перед полками! И если нет ветра, чтобы заставить его вольно реять, значит, знаменосец обязан размахивать им, дабы создать иллюзию победного шествия.

Роль знаменосца в данном случае сыграл граф фон дер Пален.

Петр Алексеевич Пален, военный губернатор Санкт-Петербурга, человек на редкость холодного темперамента, расчетливый, умный, обаятельный, хитрый, мудрый, вероломный и в то же время умеющий быть беззаветно преданным неким понятным только ему идеалам, понимал (или ему казалось, что он понимает) те причины, которые заставляли Александра колебаться и отмалчиваться в ответ на все сделанные ему намеки. Однако он не собирался оставлять великого князя в покое и ждал только удобного случая, чтобы им воспользоваться. Случай все не шел…