В описываемое время (1625 год) ему едва исполнилось тридцать три. Отец его был особой нетитулованной – небогатый сквайр по фамилии Вилльерс. Джордж был вторым сыном в семье. Когда ему было десять, отец умер. Мать Джорджа, Мэри Бемонт, обладала редкостной красотой, которую унаследовал сын. Главной приметой сына и матери были необыкновенные карие глаза, которые по воле настроения становились то черными, непроглядными, то янтарными, чуть ли не желтыми. Добавим еще: и тонкие черты лица, и роскошные волосы, и статная фигура, и великолепная кожа отмечали их. А главное – ум и великая склонность к авантюрам! И к любовным приключениям, конечно. Матушка меняла мужей как перчатки, а ее любимый сын, который поехал в Париж завершить образование (кроме всего прочего, он играючи осваивал все науки), проводил время не столько в Сорбонне, сколько в постелях хорошеньких гризеток. Наконец он спохватился, что дожил до двадцати одного года сущим пустоцветом, и вернулся в Лондон с твердым намерением делать карьеру. Небеса оказались благосклонны к намерению молодого человека. Многочисленные поклонники матери оказали Джорджу протекцию и пристроили ко двору, где его утонченная красота, обходительные манеры и непобедимое очарование, сквозившее в каждом жесте, взгляде, слове, моментально обворожили короля Джеймса I (или Якова, кому как больше нравится), который сделал его своим фаворитом. А некоторые любители «скелетов в шкафах» присовокупляли, что первый раз король увидел Джорджа Вилльерса в театре Кембриджского университета, где он играл хорошенькую девицу. Король увидел «ее» ножки и рухнул к ним.
Ну да, стареющий король имел свои эротические причуды, а молодой Вилльерс оказался лишен каких бы то ни было моральных принципов. Не то чтобы ему так уж нравились «суровые мужские игры», Джордж вообще-то предпочитал женщин… А впрочем, он предпочитал любовь вообще, какую угодно любовь, лишь бы она щекотала нервы и… приносила выгоду.
Сердце его пока что спало непробудным сном.
Однако всесильным он стал вовсе не благодаря постельным подвигам. Молодой Вилльерс умел, что называется, держать нос по ветру. Он мигом почуял выгоды, которые сулил Англии союз с Испанией (через столько лет после антииспанской политики, начало которой было положено Елизаветой), и поддерживал эту линию, которая заодно принесла выгоды и ему самому. Также он был одним из авторов проекта, который сделал производство и экспорт сукна монополией государства, что принесло в королевскую казну огромные доходы; подготовил «Билль о монополиях», который крепко прищемил интересы английской буржуазии. Да и вообще вся деятельность Джорджа Вилльерса была направлена на укрепление королевской власти, иначе говоря, английского абсолютизма. То есть отнюдь не только за красивые глаза и отнюдь не за свое пресловутое щегольство был он удостоен титула герцога Бэкингемского! Хотя о щегольстве нельзя умолчать ни в коем случае, ибо оно просто-таки било по глазам. Он был первый модник (premier monsieur а la mode, как говорят французы) королевских дворов Джеймса, а затем и Карла. Джордж никогда не жалел денег на дорогие костюмы и появлялся на балах в полном блеске своего невероятного обаяния, тончайшего вкуса и богатства. То есть он не упускал случая блеснуть, а на королевских приемах во Франции решил всех просто с ног сбить. И это ему удалось!
Причем не раз…
Итак, герцог Бэкингем появился в Париже. Разумеется, миссия его не исчерпывалась устройством матримониальных дел английского короля. Еще король поручил герцогу сформировать при дворе партию, которая поддерживала бы протестантов во Франции. Зная, какую роль играли при французском дворе красивые женщины, наслышанный о страсти кардинала, фактического правителя страны, к королеве, он вознамерился повлиять на Анну и первым делом тайно встретился с ее ближайшей подругой и наперсницей – мадам де Шеврез. Бэкингем знал женщин и был, как говорится, в курсе, что, по меткому выражению одного историка, «особам этого пола невероятно трудно хранить при себе самые серьезные тайны, особенно от тех счастливцев, которым удалось тронуть их сердце». Поэтому он постарался тронуть сердце мадам де Шеврез, что ему удалось легко. Герцогиня не только пообещала ему покровительствовать протестантам, но и принялась безудержно болтать обо всех тайнах мадридского, то есть, пардон, парижского двора. И в том числе о том, сколь печальна жизнь молодой и прекрасной французской королевы, у которой даже и любовника-то нет! При этом мадам де Шеврез добавила одну прелестную интимную деталь: оказывается, у Анны Австрийской настолько нежная кожа, что она не может носить льняных рубашек – только батистовые. И вообще именно благодаря ей в моду во Франции столь яростно ворвался дорогой батист.