Месье Отто вскочил с дивана, радостно простерши руки, чтобы меня обнять.
– Вы меня буквально спасаете, Альфонс! – воскликнул он. – И вправду, им неоткуда знать об этом. Новость нам была передана из Тулона в Париж, затем в Лондон; к ним она прибудет морским путем через Гибралтар. Едва ли кто-то сейчас в Париже знает о ней, кроме Талейрана и первого консула. Если сохраним эту новость в тайне, будет шанс подписать наш договор.
Ну а теперь, месье, вообразите себе ужаснейшее беспокойство, переживаемое нами на протяжении того дня. Никогда, никогда я не смогу забыть бесконечно длящиеся часы, когда мы сидели, прислушиваясь к любому отдаленному крику: не признак ли это радости, вызванной в Лондоне новостью? Месье Отто состарился за день; я же, находя, что легче выйти и встретить опасность лицом к лицу, чем, пребывая в бездействии, ждать ее приближения, вечером принялся блуждать по городу. В фехтовальном зале месье Анджело, и в боксерском салоне месье Джексона, и в клубе Брукса[26], и в кулуарах палаты общин – всюду, куда я ни заходил, не было сказано ни слова о тревожащей нас новости. Но что если милорд Хауксбери получил это известие, подобно нам, из рук посыльного?
Сегодня вечером, ровно в восемь, нам предстояла встреча с милордом на Харли-стрит, у него дома, и встреча эта была посвящена не чему иному, как окончательному заключению мирного договора. Перед выходом из посольства я упросил месье Отто выпить два бокала бургундского, чтобы тревога на его лице и трясущиеся руки не вызвали подозрения у господина министра иностранных дел.
Около половины восьмого мы сели в карету. Войдя к милорду и обменявшись с ним парой фраз, месье Отто под предлогом, будто забыл свой портфель, вышел наружу – специально для того, чтобы уведомить меня, что переговоры идут отлично. Лицо его буквально расцвело: не от бургундского, а от радости.
– Он ничего не знает, – прошептал месье Отто. – Ах, если б только удалось все завершить в ближайшие полчаса!
– Дайте мне знать немедленно, сразу, как только все закончится благополучно, – сказал я.
– Для чего же?
– Чтобы до той поры ни один курьер не проник в здание. Я, Альфонс Лакур, даю вам слово, что этого не случится.
Он обеими руками потряс мою ладонь.
– Я переставлю поближе к окну одну из свечей, которые находятся на столе – вон за тем окном, взгляните. Это будет наш знак, – сказал он и поспешил внутрь дома, оставив меня в карете одного.
Итак, нам следовало обеспечить себе свободных полчаса, всего только полчаса, чтобы игра была окончательно выиграна. Едва только я начал обдумывать, как этого добиться, – и тут со стороны Оксфорд-стрит показались огни быстро приближающейся кареты. Неужели в этой карете сидит курьер? Что же я могу предпринять в этом случае?! Я был готов даже к тому, чтобы убить его, этого курьера – да, убить, но только бы не позволить зачеркнуть результаты нашего труда. Тысячи людей на войне жертвуют своей жизнью во имя победы, так почему бы не пожертвовать жизнью ради удачных условий мира, а не ради войны? Взойти на эшафот – что ж, пусть так: ради блага страны не жалко и собственной жизни.
Я уже нащупал рукоять кривого турецкого кинжала, висевшего у меня на поясе, – однако карета, столь меня встревожившая, благополучно прогрохотала мимо.
Впрочем, если гонец не прибыл сейчас, это может произойти через несколько минут. Но теперь у меня, по крайней мере, есть возможность подготовиться. Прежде всего необходимо предусмотреть, чтобы никакое подозрение не пало на наше посольство.
В этот момент я увидел то, что у вас в Лондоне называется «хокни»: запряженный парой наемный экипаж для богатых клиентов, можно сказать, настоящую карету – на шесть мест, с мягкими сидениями внутри и, главное, с полностью закрытым кузовом. Приказав нашему кучеру подъехать вплотную к дому, где мы расстались с месье Отто, я вышел на улицу и заговорил с возницей «хокни». Экипаж оказался свободен. Я заплатил вознице целую гинею вперед – и он после этого слушал меня очень внимательно, сразу поняв, что заказ предстоит во всех смыслах необычный, но ничуть против этого не возражая.
– Это задаток, – предупредил я. – Если в точности выполнишь все мои инструкции – получишь еще столько же.
– Хорошо, хозяин, – сказал кучер, уставив на меня совершенно непроницаемый взгляд, в котором если что и читалось, то лишь абсолютная решимость не проявить даже малейших признаков тревоги или любопытства.
– Через некоторое время я сяду в твой экипаж с еще одним джентльменом. После этого двинешься прямо по Харли-стрит. Никаких других пассажиров не брать. Когда доедешь до конца улицы – разворачивайся и езжай обратно. Так и будешь возить нас по Харли-стрит, пока я не выйду. После этого доставишь второго пассажира в клуб Уайтье на Бартон-стрит[27].
– Хорошо, хозяин, – повторил кучер тем же тоном.