Преступление в Орсивале

- Победа, друг мой Эктор! - говорил он, глотая чересчур горячий суп. - Мы вырвем тебя из рук филистимлян. Самые роскошные перышки из твоих крыльев останутся, черт побери, у них, но мы спасем от грабителей достаточно пуха, чтобы ты мог устроить себе премилое гнездышко.

Берта бросила на мужа признательный взгляд.

- Как же ты этого добился? - спросила она.

- Да очень просто. Я сразу разгадал игру, которую затеяли заимодавцы нашего друга. Они рассчитывали добиться продажи его имений с торгов - тогда бы они скупили все разом за бесценок, как всегда бывает в таких случаях, потом постепенно распродали бы, а барыши поделили между собой.

- А ты в силах этому помешать? - недоверчиво спросил Треморель.

- Разумеется. Я разрушил все планы этих господ. Мне удалось - что само по себе удача, но мне всегда везет - нынче же вечером собрать их всех. «Вы, - сказал я им, - дадите нам время распродать имущество по собственному усмотрению, а иначе я сам вступлю в игру и смешаю вам все карты». Они смотрели на меня с насмешкой. Но тут мой нотариус, которого я привел с собой, добавил: «Это господин Соврези, и если ему понадобится два миллиона, Земельный банк завтра же их ему ссудит». Они вытаращили глаза и мигом согласились на все мои требования.

Как ни бравировал Эктор своей неосведомленностью, он все же знал свои дела достаточно, чтобы понимать, что благодаря такой операции у него останется состояние, небольшое в сравнении с тем, что было раньше, но все же состояние.

Эта уверенность привела его в восторг, и в порыве искренней признательности он вскричал, сжимая руки Соврези.

- Ах, друг мой! Ты возвращаешь мне не только жизнь, но и честь! Как мне отблагодарить тебя?

- Совершать отныне только разумные безумства. Да вот, бери пример хоть с меня, - добавил он, склоняясь к жене и целуя ее.

- И можно больше ничего не опасаться?

- Ничего! Мне ведь не стоило бы никакого труда, черт побери, взять ссуду в два миллиона, и они это знают. Но это не все. Судебный иск приостановлен. Я наведался в твой особняк, рассчитал всех слуг, кроме лакея и конюха. Если ты согласен положиться на меня, завтра же мы отошлем всех твоих лошадей Тэттерсолу*, где они пойдут по хорошей цене. Что до твоей лошади, на которой ты обычно ездишь верхом, завтра она будет здесь.

[* Английское конезаводское общество, названное так по имени основателя. В 1855 году по его образцу основан французский Тэттерсол.]

Эти подробности уязвили Берту. Она сочла, что предупредительность мужа изрядно преувеличена и доходит до угодливости.

«Решительно, - думала она, - он рожден быть управляющим».

Соврези продолжал:

- Угадай, что я еще сделал? Вспомнив, что ты приехал в чем был, я велел сложить твои вещи в несколько сундуков, их отправили на вокзал, и сейчас я уже послал за ними слуг.

Эктору услуги Соврези тоже показались чрезмерными; ему было обидно, что с ним обращаются, как с легкомысленным ребенком, который неспособен сам о себе позаботиться. Раздосадовало и упоминание при Берте о его лишениях. Он уже забыл, что утром не постеснялся попросить у друга белье.

Чтобы выйти из затруднительного положения, он стал придумывать какую-нибудь тонкую остроту, но тут в вестибюле послышался грохот. Это, несомненно, прибыли сундуки. Берта пошла распорядиться.

- Пока мы одни, возьми скорее свои драгоценности, - сказал Соврези. - Ох, нелегко они мне достались! В ломбарде народ такой недоверчивый. По-моему, меня приняли за представителя банды мошенников.

- Ты хотя бы не назвал моего имени?

- Это и не понадобилось. К счастью, со мной был мой нотариус. Нет, невозможно себе вообразить, какие только услуги может оказать нотариус. Не кажется ли тебе, что общество несправедливо к нотариусам?

Треморель подумал, что его друг слишком легкомыс ленно рассуждает о серьезных и даже печальных вещах, и этот беззаботный тон его задел.

- И наконец, - продолжал Соврези, - я нанес визит мисс Фэнси. Она со вчерашнего дня лежит в постели, ее перенесли туда сразу после твоего ухода, и горничная сказала, что все это время она плачет, не осушая глаз.

- Она ни с кем не виделась?

- Ни с одной живой душой. Она была уверена, что ты умер, и когда услышала, что ты у меня, живой и здоровый, я думал, она сойдет с ума от радости. А знаешь, она и впрямь прехорошенькая.

- Да, недурна.

- И сердце у нее, по-моему, доброе. Она наговорила мне необычайно трогательных вещей. Я почти готов побиться об заклад, мой милый, что она дорожит не только твоими деньгами. Она искренне к тебе привязана.

Эктор самодовольно улыбнулся. Привязана! Нет, тут больше, чем просто привязанность…

- Короче, - добавил Соврези, - она во что бы то ни стало желала ехать вместе со мною, чтобы встретиться и поговорить с тобой. Чтобы она меня отпустила, мне пришлось поклясться, что завтра она тебя увидит, но не в Париже, - ты ведь говорил мне, что ноги твоей там не будет, - а в Корбейле.

- Ах, вот как!