Преступление в Орсивале

— Ты как-то с сомнением это говоришь, — заметил Соврези. — У тебя есть какие-нибудь возражения?

А она и вправду искала возражения, но ни одно хоть сколько-нибудь разумное не приходило в голову.

— Я немножко побаиваюсь за будущее Лоранс, — нашлась наконец она.

— С чего бы это?

— Ты же сам мне рассказывал, что господин де Треморель был распутник, игрок, мот…

— Тем больше оснований доверять ему. Прошлые безумства — гарантия будущей мудрости. Он получил урок, который никогда не забудет. К тому же он будет любить жену.

— Почему ты так уверен?

— Да он уже любит ее!

— Кто тебе сказал?

— Он сам. — И Соврези принялся подшучивать над нежной и, как он говорил, буколической страстью Эктора. — Представляешь, он уже считает нашего славного Куртуа занятным и остроумным. Да, влюбленные смотрят на мир сквозь розовые очки. Эктор каждый день часа два-три проводит с ним в мэрии. Слушай, а чего ты там сидишь в этой комнате? Ты слышишь меня?

Невероятным усилием Берте удалось побороть чудовищное смятение, даже удалось изобразить нечто вроде улыбки. Она ходила взад-вперед по спальне, внешне спокойная, но сердце ее разрывалось от страшнейшей тоски, какую только может вынести женщина. И нет никакой возможности побежать к Эктору, услышать из его уст, правда ли это?

Нет, Соврези, наверно, лжет, обманывает ее. Зачем? Непонятно. Да и какое это имеет значение? Она чувствовала, как ее неприязнь к Соврези превращается в ненависть. Любовника она извиняла, прощала и винила во всем одного только мужа. Кому пришла в голову мысль об этом браке? Ему. Кто вселил надежды в Эктора и поддерживал их? Он, он один.

Ах, если бы он не вмешивался, куда не надо, она бы даже смогла простить ему то, что он женился на ней, принудила бы себя относиться к нему терпимо, покорилась бы необходимости изображать любовь, которой нет в ее сердце. Но теперь он вредит ей. Так неужто она позволит, чтобы из-за его дурацкой прихоти порвалась связь, ставшая для нее смыслом жизни? Неужто она допустит, чтобы он, бывший для нее тем же, чем ядро для каторжника, разрушил ее счастье?

Берта не сомкнула глаз. Для нее это была одна из тех ужасных ночей, в какие задумываются преступления.

Только после завтрака удалось ей оказаться в бильярдной наедине с Эктором.

— Это правда? — спросила Берта.

У нее было такое страшное лицо, что он испугался.

— Что правда? — пробормотал он.

— То, что вы женитесь.

Эктор ответил не сразу. Он раздумывал, пойти ли на объяснение или попытаться избегнуть его. И все-таки, задетый властным тоном Берты, ответил:

— Да! -

Ответ сразил ее. До сих пор у нее была тень надежды. Она-то думала, что в любом случае он попробует разубедить ее, примется врать. Бывают обстоятельства, когда ложь оказывается вернейшим доказательством любви. Но он признался. И это её раздавило; ей не хватало слов, чтобы выразить все, что она чувствует.

Де Треморель незамедлительно стал приводить оправдания своему поведению. Не может же он вечно жить в «Тенистом доле»! Что значат при его вкусах и привычках пятнадцать тысяч ренты? Тридцать лет — самое время подумать о будущем. Куртуа дает за дочерью миллион, а после его смерти они получат сумму куда значительней. Неужели он упустит этот единственный в своем роде случай! Само собой, Лоранс его совершенно не интересует, главное — приданое. Самым гнусным и низким образом он возводил напраслину на себя, клялся, что для него этот брак — всего лишь сделка: он продает за деньги свое имя и титул.

Берта остановила его взглядом, исполненным невыразимого презрения.

— Перестаньте трусить и лгать, вы же любите Лоранс.

Де Треморель возмутился, попытался протестовать.

— Хватит, — прервала его Берта. — Другая женщина стала бы упрекать вас, я же открыто заявляю: этот брак не состоится, я против него. Советую: откажитесь от своего намерения, не вынуждайте меня идти на крайности.

Яростно хлопнув дверью, она вышла. Взбешенный Треморель не мог прийти в себя.

«Как она со мной разговаривала! Точно она королева, а я мужлан, которого она возвысила до себя. Она, видите ли, не желает, чтобы я женился!»

Однако, несколько поостынув, граф забеспокоился. Если он станет упорствовать, не приведет ли Берта свои угрозы в исполнение? Да, тут можно не сомневаться. Эктор чувствовал: она из тех женщин, которые никогда не отступают; ни страх, ни обычная осмотрительность не способны ее остановить.

Он догадывался, а вернее, даже знал, что она сделает. Однажды во время грандиозного скандала из-за мисс Фэнси Берта заявила: «Я признаюсь во всем Соврези, и бесчестье свяжет нас сильней, чем церковный обряд и запись в мэрии».

Вот оно, средство, которое она собирается использовать, чтобы воспрепятствовать столь ненавистному для нее браку!

При мысли, что друг обо всем узнает, де Треморель содрогнулся.