Преступление в Орсивале

Нет, разумеется, Лекок не отставлял тарелку, ранние овощи произвели на него самое приятное впечатление, и тем не менее, когда Луи водрузил на стол корзину с золотистыми гроздьями винограда — девятого июля! — на его губах, губах гурмана, не появилось и тени улыбки.

Ну а доктор Жандрон, наверно, даже затруднился бы сказать, что он ест.

Обед приближался к концу, и папаша Планта уже начал нервничать, присутствие прислуги сковывало его. Он подозвал экономку:

— Подадите нам в библиотеку кофе и вместе с Луи можете быть свободны.

— Но господа ведь не знают, где их комнаты, — запротестовала мадам Пти, так как это разрешение, произнесенное тоном приказа, рушило все ее планы разведать новости. — И потом, им может что-нибудь понадобиться.

— Я сам разведу их по комнатам, — отрезал мировой судья, — и покажу или подам все, что им понадобится.

Мадам Пти пришлось подчиниться, и все перешли в библиотеку.

Папаша Планта достал коробку гаванских сигар и предложил гостям:

— Думаю, перед сном кстати будет выкурить по штучке.

Лекок старательно выбрал самую светлую и лучше всего свернутую сигару, закурил и сказал:

— Вы, господа, можете ложиться, а мне предстоит бессонная ночь. Но, прежде чем сесть за писанину, я хотел бы задать несколько вопросов господину мировому судье.

Папаша Планта поклонился в знак того, что он готов ответить.

— Нам надо подвести итог, — предложил сыщик, — и свести воедино наши наблюдения. Мы знаем не так уж много, чтобы прояснить это чрезвычайно темное дело, с каким я давно уже не сталкивался. Положение угрожающее, а время не терпит. От нас зависит судьба нескольких невинных, против которых имеются улики, вполне достаточные, чтобы вырвать у любого состава присяжных вердикт: «Да, виновен». У нас с вами есть система, но ведь у господина Домини тоже, и его система, надо признать, базируется на вещественных фактах, тогда как наша построена лишь на достаточно спорных ощущениях.

— Ну, господин Лекок, у нас есть кое-что посущественнее ощущений, — возразил папаша Планта.

— Согласен с вами, — поддержал его доктор, — но это еще нужно доказать.

— И докажу, тысяча чертей! — воскликнул Лекок. — Дело запутанное, трудное — тем лучше! Да окажись оно простым, я тут же возвратился бы в Париж, а завтра прислал вам кого-нибудь из своих подчиненных. Легкие задачки я оставляю детям. Мне нужна неразрешимая загадка, чтобы разрешить ее, борьба, чтобы показать свою силу, и препятствия, чтобы их преодолеть.

Папаша Планта и доктор не верили своим глазам. Сыщик словно преобразился.

Нет, внешне это был тот же самый человек с желтоватыми волосами и бакенбардами, в заурядном сюртуке, но взгляд, голос, выражение и даже черты лица — все изменилось. Глаза сверкали, в голосе появилась звонкость и даже какой-то металлический призвук, величественная поза подтверждала дерзостность мысли и безоговорочную решимость.

— Вы же понимаете, господа, что люди вроде меня идут в полицию отнюдь не ради нескольких тысяч франков в год, которые платит мне префектура. Вез призвания становятся бакалейщиками. Я же в двадцать лет, получив основательное образование, поступил расчетчиком к одному астроному. Это было уже кое-что определенное, общественное положение. Мой хозяин платил мне семьдесят франков в месяц и кормил обедом. За это я обязан был покрывать цифрами несколько квадратных метров бумаги в день.

Лекок раскурил потухающую сигару, с интересом поглядывая на папашу Планта, и продолжал:

— Но, представьте себе, я почему-то не считал себя самым счастливым человеком в мире. Да. забыл вам сказать о двух своих небольших недостатках: я любил женщин и любил азартные игры. В мире нет совершенства

Тех семидесяти франков, что я получал у астронома, мне было мало, и, исписывая бумагу колонками цифр, я мечтал быстро разбогатеть. Для этого, в сущности, имеется всего один способ: присвоить принадлежащее другому человеку, но ловко, чтобы не попасться. И вот об этом я думал с утра до вечера. Мой изобретательный ум рождал сотни планов, друг друга удачнее. Вы поразились бы, расскажи я вам хоть малую толику того, что я тогда придумывал. Если бы большинство воров обладало моими способностями, слово «собственность» пришлось бы вычеркнуть из словарей. Все меры предосторожности, вплоть до несгораемых шкафов, оказались бы бесполезны. Но, к счастью для собственников, преступники глупы. В Париже, столице разума, мазурики способны лишь грабить да обирать пьяных. Позор!

«Куда он клонит?» — думал доктор Жандрон. поглядывая то на сыщика, то на папашу Планта, который внимательно слушал и в то же время, казалось, был погружен в собственные мысли.