Щенок лизал ладонь Кестрел. Теплый влажный язык охлаждал ей кожу. Дыхание щенка нежно обдувало ладонь девушки. Небо было перьевым одеялом облаков, за исключением одной голубой дыры в ткани. Голубого облака в белом небе.
Дыра увеличивалась, синела. Она молча растягивалась, как вина Кестрел, как то мгновение, когда она увидела рану на щеке Арина, как взгляд ее отца, заметившего моль на рамке картины. Дыра стала сатинового цвета, как платье Джесс. Облака были будто посыпаны сахарной пудрой. Кестрел вспомнила, как Ронан протягивал ей пирожное. Она попробовала его. Пирожное прожгло ей язык, будто яд.
Верекс сказал:
— Ты должна следить за своими действиями. Играя против моего отца, ты проиграешь. Победа в этой игре зависит не от знаний, а от опыта. А в тебе столько сомнений и столько... боли, что... — Он покачал головой. — Пожалуйста, просто не делай ничего необдуманного.
— До каких пор?
— Ты знаешь.
Кестрел положила влажную ладонь и черную голову подросшего щенка. «Моя», — подумала Кестрел. Затем она убрала руку и велела Верексу взять собаку за ошейник.
До каких пор? Пока император не умрет.
— Кестрел... однажды мы сможем все изменить.
Кестрел перевела взгляд с собаки на Верекса, на его высокую худую фигуру, сгорбленные плечи, взлохмаченные светлые волосы, большие ясные глаза.
Она гадала, что будет, если она возьмет его за свободную руку. Интересно, попытается ли он представить, что это Риша держит его за руку? Возможно, так пройдет вся их жизнь после свадьбы? Кестрел представила себя и Верекса держащимися за руки. Она почти почувствовала нежность... и, определенно, жестокость. То, как жестокость владела ими. Как заставляла их совершать преступление и представлять на месте другого кого-то еще.
— Я никогда не встану между тобой и Ришей, — сказала Кестрел.
— Я бы никогда с ней так не поступил, — ответил Верекс. — Если...
Ему не нужно было договаривать. Они оба знали, что император мог сделать с принцессой, если бы Верекс пошел против его воли.
— Мы сможем переделать мир, — сказал Верекс. — Неужели это будет так плохо, нам вместе править империей?
До сих пор Кестрел не смела задавать себе этот вопрос. А теперь он стал эхом отдаваться в ее сознании, не находя себе ответа.
— Мы сможем, — произнес Верекс. — Если подождем. Если будем осторожны. Кестрел, ты сможешь быть осторожна?
* * *
Кестрел мысленно раскладывала карточки.
Император.
Водный инженер.
Лекарь.
Услуга.
Геран.
Валория.
Она обратила внимание на новые гравюры. Разложила их в новом порядке. Попыталась найти закономерность, но у нее так ничего и не вышло. Кестрел снова смешала карточки. Но из-за императора думать было сложно. Она перевернула его карточку рубашкой вверх, чтобы ей не приходилось смотреть на него.
Однако обратная сторона карточки тоже оказалась не пустой. На ней было изображено лицо ее отца.
Что это была за игра?
Чего Кестрел пыталась добиться?
Разве она уже не потеряла достаточно? Разве уже не достаточно сделала? Она вспомнила совет Верекса.
Загадку инженера и лекаря решать было не ей. Ей нужно было остановиться.
«Да, выйди из игры, Кестрел, — сказала она себе. — Сними ставку, убери карточки. Уйди прочь.
Сейчас».
Глава 40
Сначала Арин сделал формы из обожженной глины. Одну размером с шарик для детской игры. Другую длинную, узкую и цилиндрическую. Когда у него были готовы по две каждого вида, он отложил одинаковые половинки в сторону и стал разогревать в жаровне кузницы свинец, пока металл не раскалился докрасна и не расплавился.
Арин был кузнецом, но кузнецам редко приходится работать с формами. Его глиняные заготовки потрескались. Горячий свинец просочился через трещины. Арину ничего не оставалось делать, кроме как дать получившимся бесполезными комкам остыть и отложить их в сторону.
Он разозлился. Но в то же время с удивлением осознал, что нуждался в этих часах, проведенных в кузнице, и что работа, которую его раньше заставляли выполнять, теперь стала ему по душе. Ему нравилось ощущение того, что он что-то создает. Он разглаживал свежую глину, придавая ей необходимую форму и выдавливая специальным инструментом углубления. Затем он смотрел, как в печи обжигались новые заготовки.
Когда они снова потрескались, он почти не расстроился. Он сделает еще. Однажды у него получится.
* * *
Арин попросил королеву и ее брата не входить в кузницу. Но Рошар все равно пришел. Его рука все еще была обмотана бинтами. Тигренок всюду следовал за ним.
— По-моему, — сказал Рошар, изучая беспорядок, — тебе стоило принять тот кинжал и быть довольным этим.
Арин протянул ему лист бумаги:
— Список материалов.
— Ого, как мы возгордились. Я тебе не посыльный. — Он прочитал список. — Зачем тебе все это? Что ты хочешь сделать?
— «Нечто большее» для твоей королевы.
Рошар рассмеялся.
— Она потребовала от тебя «чего-то большего»? Сомневаюсь, что она имела в виду это. — Он взмахнул списком в сторону свидетельств последней неудачи Арина.
Тигренок куснул Арина за лодыжку. Тот мягко оттолкнул его морду.
— Рошар, зачем ты здесь?
— Я дал тигренку имя. Назвал его в твою честь.
— Рошар.