Преступление победителя (ЛП)

В течение всего времени Верекс разговаривал с Кестрел. Он описывал назначение каждого инструмента врача и обеззараживающие свойства омывающего раствора.

— Раны в живот опасны, — говорил он, — но клинок не повредил никакие внутренние органы.

— Откуда ты знаешь? — спросила Кестрел.

— Иначе он бы уже был мертв, — коротко ответил лекарь.

Рана была глубокой и длинной. Разрез открывал розовые слои плоти и достигал желтого сала. Обеззараживающее средство врача зашипело в ране, и из нее пошла кровь.

Кестрел испытала тошнотворное головокружение. Она поняла, что все-таки упадет в обморок. Но затем девушка взглянула на лицо своего спящего отца и подумала о том, кто вместо нее защитит его, пока он без сознания. Она заставила свои глаза остаться открытыми, и ноги — твердо стоять на полу.

— Слишком глубокая для швов, — пробормотал лекарь.

— Вместо того чтобы зашивать, он вложит в нее влажную стерильную марлю, — объяснил Верекс. — Порез будет медленно заживать изнутри. — Голос принца был сильным и уверенным. Он обращал мрачные слова лекаря во что-то более обнадеживающее. — На самом деле это лучший способ избежать заражения, потому что рану нужно будет ежедневно промывать.

Врач бросил на него косой взгляд.

— Не думаю, что мне нужны комментарии.

Но Кестрел они были нужны, и Верекс знал это.

Когда все было сделано, засохшая кровь смыта, а рана спрятана под полосами бинтов, Кестрел показалось, что ее отец стал одновременно и больше, и меньше, чем она когда-либо его видела. Его лицо всегда было будто высечено из камня. Сейчас оно смягчилось. Морщинки у уголков глаз расправились и были белыми, будто шрамы. В светло-каштановых волосах не было ни следа седины. Когда Кестрел родилась, генерал был молод. И сейчас его никто не назвал бы старым. Но в этой комнате он казался древним.

Врач ушел, но пообещал, что скоро вернется. Верекс принес стул, чтобы Кестрел могла сидеть у постели отца. Теперь принц снова чувствовал себя неловко. Он еще больше сгорбился и спросил, остаться ли с Кестрел еще.

Девушка покачала головой.

— Но... спасибо тебе. Спасибо, что помог мне.

Верекс улыбнулся. В его улыбке было что-то удивленное. Кестрел подумала, что, наверное, он не привык, чтобы его благодарили.

А затем она осталась с отцом наедине. Его дыхание было медленным и ровным. Одна рука лежала сбоку ладонью вверх, а пальцы были слегка сжаты.

Кестрел не могла вспомнить, когда в последний раз держала его за руку. Когда была ребенком? Должна же она была держаться с ним за руки хоть когда-то.

Она помедлила, а затем вложила свою ладонь в его. Другой рукой Кестрел закрыла его безвольные пальцы, сделав так, чтобы они сжали ее ладонь.

* * *

Он проснулся посреди ночи. Лампа была притушена. Веки генерала приподнялись, и глаза блеснули в слабом свете. Генерал открыл их шире. Он увидел Кестрел, но не улыбнулся, не совсем, однако изгиб его губ изменился. Его рука сжала ладонь Кестрел.

— Отец. — Кестрел хотела сказать больше, но генерал на мгновение прикрыл глаза, как будто хотел сказать «нет», но ему не хватало сил покачать головой. Он тихо произнес:

— Иногда я забываю, что ты не солдат.

Он думал о том, как въехал во двор замка и как Кестрел приветствовала его. Девушка сказала ровным голосом:

— Ты считаешь, что я не знаю, как вести себя с тобой.

Мгновение он молчал.

— Может быть, это я не знаю. — Он снова замолчал, и Кестрел подумала, что больше он ничего не скажет, но затем он снова заговорил: — Только посмотри, как ты выросла. Я помню тот день, когда ты родилась. Я мог удержать тебя одной рукой. Ты была лучшим, что существовало в мире. Самым ценным.

«А сейчас это уже не так?» хотела спросить Кестрел. Но вместо этого она прошептала:

— Расскажи мне, какой я была.

— Даже тогда у тебя было сердце воина.

— Я была младенцем.

— Все равно. Ты плакала так яростно. С такой силой сжимала мой палец.

— Все младенцы плачут и крепко хватают за что-то.

Генерал выпустил ее руку, чтобы поднять свою и провести костяшками пальцев по ее щеке.

— Не так, как ты.

* * *

Он снова заснул. Когда на рассвете пришел врач, чтобы промыть рану, боль разбудила его.

— Еще? — спросил врач, кивнув на пустую чашку из-под лекарства. Отец Кестрел бросил ему мрачный взгляд. Когда лекарь снова ушел, генерал потер глаза. Его лицо было обрюзгшим от боли.

— Сколько времени я спал?

— Около четырех часов после того, как врач в первый раз промыл твою рану. После того как просыпался, еще часа три.

Генерал нахмурился.

— Я просыпался посреди ночи?

— Да, — настороженно ответила Кестрел, напрягшись, будто перед ударом.

— Я... говорил что-нибудь, чего не следовало?

Кестрел поняла, что он не помнил ни того, как просыпался, ни разговора, который у них произошел. Она теперь не знала, насколько искренними были его слова. Даже если он действительно думал так, собирался ли говорить это вслух?

Ведь он тогда находился под одурманивающим действием лекарства.

Из пореза, который Кестрел не успела закрыть, просочилась эмоция.

— Нет, — ответила она отцу, — не говорил.

Глава 27